Повседневная жизнь королевских мушкетеров - Екатерина Глаголева

Эдикт от 1704 года предписывал оскорбленным не хвататься за шпагу, а обращаться в суд: за клевету, удары кулаком или палкой можно было сесть в тюрьму. Предложить гасконцу подать в суд на человека, который его ударил? Просто смешно слушать!

В мае 1721 года на улице Ришелье, в полдень, гвардейский офицер шевалье де Гравель убил на дуэли шевалье де Бретейля, нанеся ему удар прямо в сердце. За три месяца до того между ними вышла ссора: Бретейль неудачно пошутил, сказав, что расколотит все зеркала в доме у Гравеля, поскольку тот – биржевой спекулянт. На следующий же день Гравель явился к обидчику требовать сатисфакции и, не получив согласия на дуэль, побил его палкой, о чем потом рассказывал всем подряд. Перед Бретейлем закрылись все двери, ему пришлось уйти из гвардейской роты, где он служил. По настоянию семьи он принял обет и стал мальтийским рыцарем. В тот майский день, проходя по улице, он увидел Гравеля, ехавшего в фиакре, и набросился на него. Гравель хладнокровно вышел из экипажа, обнажил шпагу и отправил Бретейля к праотцам. Парламент предал гласности этот случай, чему несказанно обрадовалась родня Бретейля, сочтя, что тот восстановил свою честь.

Сама атмосфера и система взаимоотношений в армии располагала к сведению счетов «благородным» способом. Например, офицеры высокого происхождения не могли стерпеть, чтобы ими командовали выходцы из менее знатных родов. Принадлежность к тому или иному корпусу образовывала особую иерархию, не совпадавшую с иерархией чинов: например, д'Артаньян предпочел чин подпоручика королевских мушкетеров чину полковника Пикардийского полка. Во время осады Ла-Рошели в 1627 году господин де Понти набросился со шпагой на своего сержанта на виду у всей армии, выстроенной в боевом порядке, считая, что сержантом должен быть он сам. Кроме того, армия была особым миром, в котором новости передавались очень быстро – из уст в уста. Повышение по службе и награждение, например, крестом Людовика Святого определялись репутацией, которую заслужил себе офицер. Товарищи по оружию, вышестоящие офицеры или военачальники, родственники, друзья распространяли рассказы о чьем-нибудь подвиге или чьих-нибудь талантах, что должно было служить основанием для предоставления пенсиона. Те же самые люди рассказывали друг другу о «тайных» поединках. Что бы там ни говорили теоретики, в армии разрешение конфликтов при помощи силы всегда считалось законным делом. Как бы ни восхваляли дисциплину и самообладание, а война всегда была уделом храбрецов. Человек, отважившийся сразиться с противником один на один или встать под дуло пистолета, смел, честен и прямодушен. Почему бы не повысить его в должности?

Между тем большинство дуэлей между французскими гвардейцами не было спровоцировано специфическими военными вопросами или спором о старшинстве. Женщины, пьянство, игра, долги – вот основные причины стычек. В 1717 году два гвардейских офицера схлестнулись в оранжерее Тюильри и один из них был ранен. Из опросов свидетелей стало ясно, что всю предыдущую ночь драчуны пили в компании своих приятелей и к тому моменту, когда они обнажили шпаги, были сильно пьяны. «Подобные стычки случаются в Париже и у его ворот каждый день, и о них даже не упоминается, – написал в своем заключении генеральный прокурор. – Если в результате один будет убит, грамоты о помиловании предоставят сразу». Прокурор намеренно закрыл глаза на общеизвестный факт: офицеры, всю жизнь прослужившие в одном гвардейском полку, друг друга на дух не переносили и их дуэль была лишь делом времени.

Нет никаких прямых указаний на то, что дуэль в армии была своего рода посвящением или ритуалом, которого нельзя избежать. Однако в некоторых частях существовал свой кодекс чести. Так, в полку Королевской кавалерии под командованием капитана де Монба был свой «устав», который каждый новый офицер клялся соблюдать. В первых строках фигурировали правила улаживания споров, и наиболее часто используемым средством служил поединок. Офицер, обвиненный другим офицером в трусости, располагал сорока восемью часами, чтобы сразиться со своим обидчиком «без уловок и секундантов». Если он не соблюдал это правило, то с позором изгонялся из полка. Если старшие офицеры не могли уладить спор миром, они давали разрешение на поединок, предварительно установив вину каждого противника и определив его права. Каким бы ни был исход поединка, тот, кого сочли виновным, должен был оставить полк.

В период Регентства (1715-1723), когда при несовершеннолетнем Людовике XV страной правил Филипп Орлеанский, прекратившиеся было дуэли возобновились с новой силой. Герцог де Ришелье (1696-1788), правнук кардинала, прославился своими выходками, любовными приключениями и поединками, из-за которых в молодости провел четырнадцать месяцев в Бастилии. На его счету было не меньше трех поединков со смертельным исходом, а однажды в Булонском лесу из-за него даже сразились две дамы: графиня де Нель и маркиза де Полиньяк. Графиня стреляла первой и промахнулась, после чего маркиза хладнокровно отстрелила ей мочку уха. Если бы к удалому герцогу применили все существующие законы, ему должны были бы пять раз отрубить голову, лишить всех титулов и всего имущества. Как выразился регент: «Если бы у господина де Ришелье было четыре головы, я без труда нашел бы, за что отрубить все четыре». И добавил со вздохом: «Если бы у него была хоть одна…» Из Бастилии буйного герцога освободили по настоянию дочери регента мадемуазель де Валуа. В обмен на свободу Ришелье дал слово не жениться на принцессе, которая была безумно в него влюблена. Несмотря на все свои проступки, он стал послом, маршалом Франции, генерал-губернатором Лангедока и Гиени, членом Французской академии и – вот парадокс! – в восемьдесят пять лет председателем суда чести маршалов Франции при Людовике XVI. Вероятно, король считал, что к столь преклонным годам герцог образумился, но не тут-то было: в восемьдесят семь лет он не только допустил дуэль графа де ла Пайетри с оскорбившим его мушкетером (о ней мы писали выше), но и вызвался быть его секундантом в память о том, что отец молодого графа, маркиз де ла Пайетри, оказал ему аналогичную услугу сорок шесть лет тому назад.

Во второй половине XVIII века королевские мушкетеры доставляли немало хлопот парижской полиции, которой часто приходилось вмешиваться, чтобы оградить гражданских лиц от буйства военных. Так, 26 мая 1768 года полиция задержала группу из пятнадцати-шестнадцати мушкетеров из обеих рот: трое из них подрались на шпагах и нанесли раны кучеру, кузнецу и башмачнику [25], которым потребовалась помощь хирурга. Неравные условия, в которых находились противоборствующие стороны, не смутили военных: в те времена армия была отдельным обществом, главным правилом которого было жить по своим законам и за счет гражданских. Доведенные до крайности, власти бывали вынуждены прибегать к профилактическим мерам, изымая оружие у самых ярых забияк.