Исландская карта - Александр Громов

Продольный огонь страшен. Неточность наведения орудия по азимуту незначительна даже при бортовой или килевой качке, чего не скажешь о наведении на дальность. Палуба качается на волнах, кренится при поворотах судна. При таких условиях положить бомбу в цель, ведя навесной огонь, тем легче, чем цель длиннее по линии огня.

Жадно прильнув к смотровой щели боевой рубки, Рутгер издал низкое горловое рычание, означающее высшую степень восторга. Русские разглядели западню, но слишком поздно. В течение четверти часа их корабли будут являть собой превосходную мишень, опасную одними лишь баковыми орудиями – серьезными, особенно у канонерки, зато всего двумя! Что значат два орудия против двух десятков? Русским предстояла кровавая баня, и они на нее шли – упорно и бессмысленно, как многое из того, что делают русские. Сейчас от их кораблей полетят клочья. Даже если «Фенрир», развивший полный ход после маневра русских, не успеет вступить в бой, он уже сделал свое дело.

Рутгер приказал уменьшить ход до малого, взять два румба влево и застопорить машину. Не ослабляя огня, «Молот Тора» начал выкатываться из строя. Кильватер изогнулся; теперь наиболее удобную позицию для расстрела русского корвета заняла «Валькирия», а «Черный Ворон» Бьярни Неугомонного поставил в продольный огонь канонерку.

Есть начало!.. Рутгер подвыл от восторга: бомба угодила в фок-мачту корвета. Брызнуло дерево, тяжело рухнул сбитый рей.

Еще попадание! И еще! Словно в ответ шканцы «Молота Тора» украсились фонтаном огня, дыма и взлетевших выше мачт обломков. По броне рубки забарабанили осколки. Рутгера отшвырнуло взрывной волной, в ноздри ударил запах пироксилина. Чепуха, Рутгер Кровавый Бушприт не по вашим зубам… И все же с этими русскими придется повозиться. Они хотят добавки? Они ее получат. Самое главное, чтобы не пострадал tzarevitch – обидно будет лишиться главной добычи…

В палубном настиле зияла рваная дыра. Ошметки человеческих тел разбросало по палубе, чья-то одинокая нога в сапоге застряла в вантах. У грот-мачты, корчась, умирал матрос. Но машина была цела, и почти не пострадала абордажная команда. Восемьдесят отчаянных храбрецов ждали своей минуты на борту «Молота Тора». Почти столько же – на «Валькирии». Карабины, револьверы, абордажные сабли сделают свое дело, но главное – готовность с яростью зверей драться за добычу и, если придется, умереть без сожалений. Фарульф и Эцур одержимы бешенством в бою и не ощущают боли от ран, каждый из них стоит минимум десятка… Рутгер редко сам водил своих людей на абордаж, но сейчас готовился сделать это. Пусть авторитет удачливого предводителя высок, а власть беспрекословна! Добыча того стоит, а лишней славы не бывает.

В кормовой части барка, в каюте ярла, в изголовье ложа, укрытого шкурой белого медведя, висел древний тяжелый меч, согласно легенде, некогда принадлежавший Эйрику Рыжему. Так это или нет на самом деле, не интересовало Рутгера. Главное – в это верят. И все же сегодня меч останется на месте. Маловероятно, чтобы русские сдались на милость, а палашом вертеть удобнее.

У остальных – такие же палаши, только с гардами попроще, сабли, тесаки. Некоторые любят помахать секирой, подражая предкам. Но у предков не было ни револьверов, ни карабинов. Предок – одетый в кожи и шкуры викинг, оскал в бороде, брови в инее, стальной взгляд победителя – не ведал огневого боя, до некоторой степени уравнивающего шансы. Э! И предкам иной раз случалось гибнуть от руки слабейшего. Сила хороша, но успех дела решает расчет и – реже – случай.

Еще попадание – теперь в канонерку! И снова в корвет. И еще в канонерку! Все было ясно умудренному походами и боями пирату: русские готовились совершить славное самоубийство. Дьявол! Локи! Но нет, это лишь видимость, они ни за что не пойдут до самого конца… У них на борту tzarevitch, и они не осмелятся подвергнуть его жизнь чрезмерному риску. Влепить в них еще бомбу-другую, и они поймут, что напрасно пытались взять на испуг Рутгера Кровавый Бушприт. Еще ни у кого это не получалось.

Снова удачное попадание в канонерку – на этот раз в гребное колесо! И почти сейчас же над палубой корвета взвилось седое облако – попадание в котел! Или в паропроводы, что сводится к тому же. То-то сейчас там корчатся и вопят ошпаренные кочегары!

Корвет сразу уменьшил ход, вильнул влево и остановился. С него больше не стреляли. Канонерка описала полную циркуляцию и с большим трудом, как хромоногая собачонка, потянулась к корвету, отчаянно рыская на курсе. Ее громадное орудие также смолкло.

– Прекратить стрельбу! – скомандовал Рутгер. – Отсемафорить: всем прекратить стрельбу. «Фенриру» подойти к русским вплотную. Абордажную команду – наверх. Малый вперед, лево на борт.

Вокруг русских кораблей, вздымая фонтаны, тесно ложились последние снаряды, но они были уже лишними. Добыча не ускользнула. Вот она, протяни руку и возьми.

В бороде ярла открылся провал рта с крупными желтыми зубами. Рутгер захохотал во все горло.

Полосатая, как шершень, труба «Победослава» продолжала извергать черный угольный дым. Одна из оттяжек трубы лопнула, заменить ее не было времени. Дым лез и из осколочных пробоин в трубе, уменьшивших тягу. Два матроса под командой младшего унтера накладывали брезент на наиболее зияющие дыры и приматывали его проволокой.

И не было крови на палубе, припудренной цементом. Все равно стали серыми – и живые, и мертвые. Рутгер ошибался, полагая, что корвет получил попадание в котлы или паропроводы. Ошибался и Лопухин, уверенный в том, что храбрость Пыхачева заменяет ему план боя. А Розен предпочел смолчать.

Две ручные гранаты со снятыми рубашками и пудовый мешок превосходного цемента, не отсыревшего благодаря двойной упаковке из вощеной бумаги, дали необходимый эффект. Пыхачев приказал одновременно со взрывом стравить часть пара. Серо-белое облако окутало корвет, взвившись до брам-стеньги, и медленно поплыло, гонимое слабым ветерком. Корвет остановился. Вокруг него вставали столбы воды, но он больше не отстреливался. Одна бомба срикошетировала от борта и разорвалась в воде.

Вскоре обстрел прекратился. Избитый «Победослав» чуть заметно покачивался на мелкой зыби. «Чухонец» еле-еле ковылял, натужно вращая искалеченные гребные колеса. Его орудие молчало, опустив хобот так, что он нацелился в чудом уцелевший фальшборт, бизань-мачта была снесена, и больно было смотреть на Андреевский флаг, полощущийся на мачте последние минуты.

«Что делает Басаргин? – пронеслось в голове Лопухина, наблюдавшего за „Чухонцем“ в иллюминатор кают-компании. – Самое время затопить судно и спасаться. Быть может, пираты не станут расстреливать шлюпки, у них иная цель…»

Потом он улыбнулся, и улыбка вышла хищная. Он все понял.

– Барин, куда же вы? – встрепенулся Еропка. – Убьют вас там!

– Ничего, может, не убьют, – усмехнулся граф. – Зато увижу кое-что интересное. А ты можешь остаться здесь.

– Да вы меня уж не знаю за кого держите, барин! – обиделся слуга. – За читателя «Одиссеи» какого-то, честное слово!

Орудийная прислуга укрылась за фальшбортом. По одному выныривая из трюма, вдоль фальшборта пробирались, согнувшись в три погибели, морские пехотинцы в черных, не припорошенных цементной пылью бушлатах.