Черное платье - Мария Шкатулова

— У меня осталось немного квартирных денег, а дальше посмотрим. И давай прекратим этот разговор.

— Давай. Только обещай, что подумаешь, прежде чем ему отказать.

— Да он еще ни о чем меня не просил! — рассмеялась Наташа.

— Ну, за этим дело не станет, вот увидишь! Так обещаешь?

Наташа пожала плечами.

— Если тебе так хочется… Только, по-моему, он этого никогда не сделает.

Наташа ошибалась, и ей очень скоро предстояло в этом убедиться.

Лето подходило к концу, и в двадцатых числах августа они вернулись в Москву. Надо было устроить Сережу в школу, потому что возвращаться в старую он не хотел, да и Наташа, которая после переезда страшно тосковала по родным местам, вдруг поняла, что ей гораздо лучше быть там, где ее никто не знает. Теперь, когда не было Зинаиды Федоровны, ей было бы тяжело видеть их старый дом, где прошла вся ее жизнь, и встречать знакомых. Беременность ее еще почти не была заметна, но через несколько недель, когда уже ничего нельзя будет скрыть, ей пришлось бы объясняться с каждым, кто захочет поговорить с ней об этом: "Наташа, вы в приятном ожидании, я не ошибаюсь?" или: "Наташа, неужели? Я так рада за вас!" И дело было не в том, что она стыдилась своего положения — больше всего на свете она боялась, что ее будут жалеть. Даже Лену Кораблеву она видела теперь довольно редко. Вернувшись из деревни, та начала работать, и времени на Наташу у нее почти не оставалось. Пару раз к ним заезжал Аркадий Николаевич. Он играл с Сережей в шахматы, и Наташа поила их чаем. И только Виктор по-прежнему регулярно приходил к ним в дом.

Была уже вторая половина сентября, когда, заглянув к ней, как обычно, в субботу, Виктор сказал:

— Завтра мы с тобой идем в ресторан. И никаких отговорок — у меня день рождения. Посидим, потанцуем, а то все дома да дома. О’кей?

Деваться было некуда, и она согласилась.

— В чем мне пойти? — спросила она Лену, которая зашла к ней на следующий день.

— Надень черное платье.

— То самое? Нет.

— Почему? Ты в нем потрясающе выглядишь. Наташка, я понимаю, о чем ты думаешь, но нельзя же жить одним прошлым! Ты не можешь, ты просто не имеешь права оставаться одна! Уверяю тебя, все устроится, все будет хорошо. Что с тобой? — Она подошла к Наташе. — Ну прости меня, не плачь, у тебя будут красные глаза. — Лена протянула ей платок. — Ну вот, молодец… Можно подумать, тебя ведут на заклание. Давай, одевайся, а то опоздаешь.

И Наташа первый раз после возвращения из Парижа надела черное платье. Лена оглядела ее фигуру:

— Ну-ка, покрутись! Потрясающе! И почти ничего не заметно. Теперь попудрись, а то на тебя смотреть страшно. И подкрась губы. Вот так. Наташка, помяни мое слово — сегодня он расколется. Любой бы мужик на его месте… Все, молчу, молчу. И ухожу. Уже без четверти семь, он сейчас придет.

Ресторан, в который Виктор пригласил Наташу, посещали новые русские. В вестибюле, в огромном аквариуме, над извивающимися в подсвеченной воде актиниями, похожими на гигантские живые хризантемы, плавали маленькие разноцветные рыбки.

Они устроились около огромной пальмы: ее растопыренные лапы нависали над их столом. В противоположном углу играл небольшой оркестр, под звуки которого несколько пар топтались на круглой площадке в центре зала.

— Потанцуем? — предложил Виктор.

Танцевали молча. Наташа через его плечо смотрела то на оркестр, то на официантов, пробегавших по залу с подносами в руках, то на танцующие пары, а Виктор, прижимая ее к себе, жарко дышал ей в ухо.

— Ты опять не пьешь? — спросил Виктор, обиженно взглянув на ее бокал. — Это такое вино, обалдеешь! Хоть попробуй!

"Я должна ему сказать. Сейчас. Прямо сейчас".

— Я предупреждала, что не пью.

— Выпей хоть немного. Попробуй. Ты такого вина никогда не пила.

Наташа сделала один глоток — вино действительно было очень вкусное, и она вспомнила, как в Париже, когда они с Филиппом первый раз были в ресторане, он спрашивал ее, что она будет пить, и она никак не могла втолковать ему, что ничего не понимает в винах, и он ужасно смеялся…

— Ну как? — спросил Виктор, заметив, что она улыбается.

— Очень вкусно, — сказала Наташа, и ее улыбка погасла.

Потом они танцевали еще и еще. Он все крепче прижимал ее к себе, а она закрывала глаза, пытаясь хотя бы на мгновение представить, что танцует с Филиппом. И вдруг он сказал:

— Наташа, выходи за меня, а? Выходи, ей-богу!

"Вот и дождалась. Почему я до сих пор не сказала ему, что жду ребенка? Разве я могу сейчас сказать ему об этом? Что же делать? Просто отказать, ничего не объясняя? Прийти с ним в ресторан и… Боже, разве я теперь обязана выходить за него замуж? Конечно, нет. Я свободный человек… да, совершенно свободный, что бы ни говорила Ленка… Или все-таки она права? И действительно ли я так не хочу этого?.. Я давно должна была все ему рассказать… Должна? Почему — должна? Если я ему нужна, то… Нет, не то, не то, Боже мой…"

Все это вихрем пронеслось у нее в голове. Слегка отстранившись от него и посмотрев ему в глаза, Наташа сказала:

— Виктор…

— Я уже сорок три года Виктор. Ты скажи: да или нет?

— Виктор, пожалуйста… Я… я сейчас ничего не могу сказать. Нет, не перебивай. Мне и так нелегко. Я очень благодарна тебе за все, что ты для меня сделал. Не перебивай, прошу тебя… Но… дать тебе ответ сейчас я не могу…

— Почему?

— Потому что все это очень неожиданно. И потом, ты сам знаешь, что за последнее время столько всего произошло… Я сейчас просто не готова говорить об этом. Подожди немного.

— Сколько?

— Не знаю, хотя бы несколько дней.

— Ладно, валяй, — он был обижен. — Но имей в виду, завтра я уезжаю в Волгоград по делам. Вернусь через десять дней, и тогда ты дашь мне ответ. Лады?

Когда они вернулись к столику, говорить было уже не о чем. Виктор выглядел обиженным и не скрывал этого, а Наташе хотелось одного — поскорее уйти. Гардеробщик, подобострастно изогнувшись, подал ей плащ и, получив от Виктора чаевые, приподнял форменную фуражку. Когда они подошли к машине, Наташа сказала:

— Знаешь, не нужно меня провожать — я, пожалуй, пройдусь. Спасибо тебе и… не обижайся, хорошо? — она улыбнулась.

— Да я не обижаюсь, чего там. Но только помни: как вернусь — приду за ответом. Так что ты подумай.

"Вот и дождалась, — думала Наташа по дороге к метро. — И что я теперь буду делать? И почему я так боюсь сказать ему "нет"?.. Я не боюсь, мне неловко. Мне просто неловко. И мне не хочется его обижать. В конце концов, я стольким обязана ему. Если бы не он, Сережа мог бы погибнуть. Он помог с квартирой, помог с похоронами. Он сделал для меня то, чего не сделал бы никто. Наверное, он действительно меня любит. За что же я буду его обижать?.. Что значит "обижать"? Не выходить же мне за него замуж только потому, что я испытываю к нему чувство благодарности? Или я вру самой себе?