Черное платье - Мария Шкатулова

Или на самом деле я бы хотела выйти за него, но просто не знаю, как сказать ему о ребенке? Гордость не позволяет? Боже мой, какая гадость… Все это не так. А как? На самом деле, я не знаю, как поступить. Может быть, надо просто честно сказать ему, что у меня будет ребенок, что если он готов жениться на женщине с двумя детьми, то… А я, я сама, готова к этому? Я же не люблю его. Ну и что? Я же знаю теперь, что бывает, когда выходишь замуж за того, кого любишь. Дело не в этом: тогда мне просто не повезло… Да, мне не повезло. Два раза. Может, Ленка права? Может, она права, когда говорит, что надо выходить замуж не за того, кого любишь, а кто надежен, кто не подведет? И как, действительно, мы будем жить? Сережа хочет подрабатывать, но это же безумие, ему надо учиться… А денег нам хватит совсем ненадолго. И что потом?.. Потом как-нибудь, с Божьей помощью, проживем. Жили же как-то до сих пор. К тому же Сережа его не любит. Не любит или ревнует? Все равно, разве я могу выйти замуж за Виктора, если Сережа этого не хочет? Я с ним поговорю, сегодня же. Я должна понять, что он имеет против него. Может быть, не надо было рассказывать ему про развод? Может быть, он теперь просто боится? А я сама? Неужели я могу выйти за него замуж? Неужели это возможно? Я же его не люблю, не люблю, не люблю…"

Она спустилась в метро и, выйдя на платформу, увидела пожилую пару, выходящую из вагона. В мужчине, одетом в светлый полотняный костюм и панаму, она узнала профессора Меретинского, который когда-то на ее факультете читал теорию литературы.

— Здравствуйте, Леонид Евгеньевич, — сказала Наташа. — Здравствуйте, — добавила она, поклонившись старушке.

— Здравствуйте, — Меретинский приподнял панаму и галантно поклонился. — Позвольте… э-э…. — профессор поднял указательный палец, — позвольте… Лиеви-на… э-э…

— Наташа Лиевина.

— Да-да, Наташа Лиевина. Совершенно верно. Я помню, как вы отвечали мне… э-э… жанровые системы. И получили "отлично", я не ошибаюсь? Это было э-э… в 1981 году и вы тогда были… в интересном положении, не правда ли?

— Да, Леонид Евгеньевич, у вас прекрасная память.

— И что же: у вас сын, дочь?

— Сын.

— Вот как! Молодой человек. Ну что же… прекрасно, прекрасно. И ему уже, стало быть, э-э…

— Тринадцать лет, — подсказала Наташа.

— Тринадцать, — профессор помолчал, задумчиво глядя куда-то вдаль. — Что ж, прекрасный возраст, прекрасный возраст… А что же вы, Наташа Лиевина, пригодилось ли вам в жизни знание жанровых систем?

— Боюсь, что нет, профессор: толку из меня не вышло, — улыбнулась Наташа и немного рассказала о своей работе в институтской библиотеке. И вдруг подумала: "Что, если я спрошу его?.."

Она собралась с духом и выпалила:

— Скажите, Леонид Евгеньевич, вы случайно не знакомы с Филиппом Левеком?

Меретинский переспросил:

— Филипп… как вы сказали?

— Филипп Левек.

— Ах, да! Филипп Левек… Да, с Филиппом Левеком я знаком. Очень приятный молодой человек! — Меретинский, которому перевалило за восемьдесят, всех мужчин моложе пятидесяти, именовал "молодыми людьми". — Мы не так давно познакомились… э-э… позвольте, в апреле, у Николая Константиныча, на юбилее, ты помнишь, Маша? — Он повернулся к жене.

— Конечно, помню! Он так заразительно смеялся, когда ты рассказал эту историю про Достоевского и Огарева, — сказала старушка.

— Да-да! Ха-ха-ха! — Оба рассмеялись при приятном воспоминании. — Так вы тоже знакомы с Филиппом Левеком? — профессор опять обратился к Наташе.

— Да, мы познакомились, случайно…

— Ведь он, кажется, русского происхождения? — спросил Меретинский.

— Его бабушка была русской.

— Да-да, совершенно верно, он что-то рассказывал в этом роде. Он прекрасно говорит по-русски… Ну что же, Наташа Лиевина, будьте здоровы! — профессор приподнял панаму и улыбнулся.

— До свидания, всего хорошего! — Наташа покивала профессору и его супруге и побежала к поезду.

"Осторожно, двери закрываются! — произнес механический голос. — Следующая станция — "Охотный Ряд"". За окнами вагона замелькал перрон, пассажиры, потом поезд, громыхая по рельсам, въехал в тоннель, а Наташа все стояла, машинально держась за поручень, и повторяла про себя: "Так вы тоже знакомы с Филиппом Левеком?" Да, она знакома с Филиппом Левеком. Скоро будет уже пять месяцев, как она с ним знакома.

"Пять месяцев… Боже мой… Как давно я не видела его… Что же это было? Я решила, что он лгал мне. Почему, почему? Как это все произошло? Сейчас я вспомню. Вспомню. Я обернулась и увидела, как он говорит с этим человеком, там, в аэропорту, и решила, что… Почему я так решила? Ведь он мог заговорить с ним случайно? Или нарочно, если видел, как этот тип что-то передал мне? Как же это тогда не пришло мне в голову? Нет, нет, надо вспомнить, почему я была так уверена, что он замешан в этой истории. Прежде всего, он взял у меня деньги и сказал, что я не должна везти их через границу. И был прав: если бы у меня их нашли, я бы, наверное, была уже где-нибудь далеко, потому что вместе с деньгами у меня наверняка нашли бы и конверт, а что там было — неизвестно… И потом, он же сказал тогда, что мне надо вначале выяснить, что это за деньги, и, если с ними окажется все в порядке, он привезет их в Москву. Значит, дело не в этом. Что было дальше? Дальше я вспомнила, что он все время был рядом со мной, начиная с Шереметьева. Сперва в очереди на регистрацию багажа, потом в самолете. Могло это быть простым совпадением? Конечно, могло. А потом? Потом, когда мы прилетели, он достал сверху мой багаж, в том числе и пакет со свертком, и подал мне. И в этом тоже нет ничего особенного, потому что французы всегда очень вежливы. Потом, он наверняка был где-то рядом, когда я получала эти деньги, но это тоже ничего не доказывает: мало ли почему он мог оказаться рядом в этот момент? И все? Нет, не все. Когда он провожал меня, он не дошел со мной до конца, и я решила, что он сделал это специально, чтобы тот человек мог спокойно подойти ко мне. На самом деле это все могло быть не так. Нет, не надо торопиться. Почему я сейчас решила, что ошибалась, что он ни в чем не виноват? Потому что он действительно знаком с профессором Меретинским? А тогда? Тогда я говорила себе, что про профессора Ме-ретинского он все выдумал, потому что мой бывший муж научил его этому, зная, что я всегда восхищалась им. Для чего? Чтобы "войти в доверие", как говорят мошенники? Значит, я ошибалась. А мой бывший муж, когда мы встретились с ним ночью в день моего приезда, сказал… как же он сказал? Он спросил, чем я недовольна, ведь я получила деньги? Да, да, он спросил именно так. Почему же я… что я ему сказала? Я помню, я не ответила ему "из гордости", я решила, что это насмешка! Что он все знает про Филиппа и смеется надо мной. А сейчас? Сейчас мне это насмешкой уже не кажется? Если бы он знал, что деньги у меня кто-то забрал, он бы не стал спрашивать, я уверена: он был подлецом совсем иного склада… И зачем было давать мне деньги, чтобы потом отобрать? Почему же тогда я не понимала всего этого? Какое затмение на меня нашло? Стоп, стоп, не рано ли я радуюсь? Предположим, что все происшедшее было сплошной чередой случайностей и совпадений, предположим, что Филипп действительно никакого отношения к этой истории не имеет, а я просто сошла с ума. Почему же тогда он не разыскал меня? Да, вначале не работал телефон, а он не работал до самого переезда, но потом? Он же мог позвонить потом? Позвонить и поговорить с Виктором? Наконец, он собирался через месяц после нашей встречи быть в Москве. Мог же он предположить, что у меня действительно не работает телефон? Ведь он не оставил мне ни адреса, ни телефона, то есть он знал, что я сама не могу с ним связаться? Или он позвонил несколько раз, а потом ему это надоело? Что я могу знать о его чувствах? Разве можно когда-нибудь быть уверенной в чувствах другого человека? Мне казалось, что он любит меня, но на самом деле что я могу об этом знать? У меня ведь есть кое-какой опыт, я знаю, как это бывает… А что, если он звонил и действительно говорил с Виктором, а Виктор из ревности… Ерунда! Нет, не может быть. Да и откуда бы Виктор мог догадаться, какое отношение ко мне имеет Филипп? Вряд ли Филипп стал бы что-нибудь рассказывать постороннему человеку. Все равно, надо у него спросить. Может, он просто забыл мне сказать, не придав этому звонку значения?"