Сто лет и чемодан денег в придачу - Юнас Юнассон

— Таким образом, — сказал Герберт Эйнштейн, — я фактически отвергнут матерью, не признан отцом и сообразителен как бревно. Я за всю жизнь палец о палец не ударил, жил на наследство отца, и мне в голову ни разу не пришло ни одной умной мысли.

Слушая рассказ, маршал Берия опустил пистолет и снова поставил его на предохранитель. История выглядела правдоподобно, и маршал чувствовал прямо-таки восхищение самокритичностью этого тупицы Герберта Эйнштейна.

Как быть теперь? Маршал задумчиво поднялся со стула. Соображения справедливости стоит отложить от греха подальше, именем революции. И так проблем хватает, зачем еще одна на его голову? Да, так тому и быть. Маршал повернулся к обоим охранникам у двери:

— Расстрелять.

И вышел из допросной комнаты.

~~~

Докладывать товарищу Сталину об этой накладке с Гербертом Эйнштейном — веселого мало, но маршалу Берии повезло как идиоту, поскольку прежде, чем он успел бы угодить в опалу, на базе Лос-Аламос в штате Нью-Мексико случился прорыв.

За много лет более ста тридцати тысяч человек оказались так или иначе вовлечены в так называемый Манхэттенский проект, и в их числе наверняка был не один приверженец идеи социалистической революции во всем мире. Но никому из них не удалось проникнуть настолько глубоко в потайные американские коридоры, чтобы Советский Союз получил главный секрет атомной бомбы.

Зато им удалось выведать кое-что почти такое же важное. А именно — что раскусил эту загадку швед, и даже известно, как его зовут!

Была задействована вся шпионская сеть в Швеции, и меньше чем за полдня удалось выяснить: Аллан Карлсон живет в стокгольмском «Гранд-Отеле» и в ближайшие дни у него нет никаких планов — после того как секретная шведская атомная группа (в которую, разумеется, проникли советские агенты) устами своего руководителя сообщила Аллану Карлсону, что в его услугах не нуждаются.

— Еще вопрос, кто побил мировой рекорд в глупости, — сказал сам себе маршал Берия. — Руководитель шведской атомной программы или мамаша Герберта Эйнштейна…

На этот раз маршал Берия решил сменить тактику. Вместо того чтобы хватать и запихивать Аллана Карлсона в машину, надо попробовать уговорить его поделиться своими сведениями в обмен на кругленькую сумму в американских долларах. А уговаривать должен такой же ученый, как и Аллан Карлсон, а не какой-нибудь неуклюжий и неотесанный агент. Этот агент пусть лучше будет персональным водителем Юлия Борисовича Попова, невероятно обаятельного и почти столь же невероятно знающего ядерного физика из атомной группы, подчиненной непосредственно Берии.

И вот поступило донесение, что операция прошла согласно плану, что Юлий Борисович уже едет в Москву вместе с Алланом Карлсоном и что в отношении сотрудничества Аллан Карлсон высказался позитивно.

~~~

Московский кабинет маршала Берии размещался в Кремле — этого пожелал сам товарищ Сталин. Маршал лично встретил Аллана Карлсона и Юлия Борисовича, как только они вошли в вестибюль.

— Добро пожаловать, господин Карлсон, милости просим, — сказал маршал Берия и пожал ему руку.

— Спасибо, спасибо, господин маршал, — сказал Аллан.

Маршал Берия был не из тех, кто тратит время на пустые разговоры. К тому же он полагал, что жизнь слишком коротка (и вообще имел сложности в общении). Поэтому он сказал Аллану:

— Если я правильно понял донесения, господин Карлсон, вы выразили готовность помочь СССР в ядерных вопросах в обмен на вознаграждение в сто тысяч долларов.

Аллан отвечал, что насчет денег он пока что особенно не думал, но что рад будет пособить Юлию Борисовичу, если нужно, а судя по всему, и правда нужно. А вот с атомной бомбой лучше бы господину маршалу до завтра обождать, а то в последние дни что-то одни сплошные разъезды.

Да, маршал Берия понимает, дорога утомила господина Карлсона, но сейчас будет ужин вместе с товарищем Сталиным, после чего господин Карлсон сможет отдохнуть в самых лучших апартаментах для гостей, какие найдутся в Кремле.

На угощение товарищ Сталин не поскупился. Тут была и красная икра, и селедка, и мясной салат, и соленые огурчики, и солянка, и борщ, и пельмени, и блины с черной икрой и форелью, и рулеты, и бараньи отбивные, и пироги с мороженым. Ко всему этому подавались вина всех цветов и, естественно, водка. А потом еще водка.

За столом сидели лично товарищ Сталин, Аллан Карлсон из Юксхюльта, физик-ядерщик Юлий Борисович Попов, руководитель всей советской государственной безопасности Лаврентий Павлович Берия, а также маленький, едва приметный молодой человек — без имени или возможности что-нибудь съесть или выпить. Это был переводчик, и его как бы не существовало.

Сталин был в великолепном настроении. Лаврентий Павлович не подведет! Разумеется, прокол с Эйнштейном дошел до Сталина, но теперь это все уже история. К тому же у Эйнштейна (настоящего) только мозги; а у Карлсона-то — точные конкретные знания!

Что Карлсон оказался таким приятным человеком, дела тоже не портит. Он рассказал Сталину о своем прошлом, хотя и очень вкратце. Его отец боролся за социализм в Швеции, а потом отправился с той же целью в Россию. Поистине похвально! Сын, в свою очередь, участвовал в гражданской войне в Испании, и Сталин решил не задавать бестактного вопроса — на чьей стороне. После чего господин Карлсон отправился в Америку (был вынужден бежать, понял Сталин) и нечаянно угодил на службу к союзникам… но такое человеку можно простить, Сталин в последние годы войны в известном смысле оказался в сходной ситуации.

Уже через несколько минут после того, как подали горячее, Сталин выучился петь «Пей до дна» — «Хоп-фадераллан-лаллан-лей» всякий раз, когда надо было поднять рюмку. Аллан, в свою очередь, не мог не восхититься, как хорошо Сталин поет, — на что Сталин рассказал, что в юности он и в церковном хоре пел, и на свадьбах солировал, и в доказательство встал из-за стола и принялся скакать по залу, выбрасывая в стороны то руки, то ноги, под песню, которая показалась Аллану несколько… индийской, что ли? — однако понравилась.

Аллан петь не умел, и вообще с культурой у него были, как он полагал, сплошные пробелы, но атмосфера явственно требовала чего-то большего, чем «Пей до дна». Однако единственным, что он второпях припомнил, были стихи Вернера фон Хейденстама, которые учитель заставлял их всех зубрить наизусть во втором классе народной школы.

Таким образом, едва Сталин уселся на место, Аллан поднялся и произнес:

— О Швеция, о дом родной,

Любимый край, куда так сердце рвется!

Блистают родники, где шли полки на бой,

И в прошлом подвиги, — но твой народ с тобой,

И в трудный час, как встарь, он в верности клянется!

В свои восемь лет Аллан выучил это стихотворение не понимая. И теперь, вновь декламируя его со всей мыслимой проникновенностью, он удивился, что даже через тридцать семь лет оно не сделалось понятнее. Впрочем, декламировал он по-шведски, так что русско-английский и словно бы несуществующий переводчик лишь молча сидел на своем стуле и существовал еще меньше.