Одна отдельно счастливая жизнь - Виталий Вольф

Издательство повезло эскизы оформления на Воронежскую книжную ярмарку и тут же заключило договоры почти на весь тираж. После этого мне сразу же заказали нечто совсем противоположное – “Бесы” Достоевского. Тоже массовое издание (тираж 150 000), рассчитанное на старшие классы средней школы, где 70 лет этот роман был под запретом. Внезапно возникшая бешеная конкуренция множества частных издательств заставляла делать всё в такие же бешено короткие сроки. Издательство стремилось всех опередить, сделать “Бесов” раньше всех. Но такие были условия игры. Тем не менее книга пользовалась успехом. И была мгновенно распродана.

В живописи дела шли своим чередом. Пресса вдруг обратила на меня внимание: журналы “Элита”, “Каприз”, “Клуб”, газеты “Московская правда”, “Московский комсомолец”. Статьи стали появляться как бы “из ниоткуда”, без всяких усилий с моей стороны. Признаться, поначалу трудно было привыкнуть к хлесткой, рекламной манере журналистики девяностых. Но когда я пытался высказаться на эту тему, на меня все обижались: “Да что вы, у нас за любую строчку люди готовы деньги платить, а мы вас бесплатно рекламируем, и вы еще ворчите!” Впрочем, никакого толка от всех этих публикаций никогда не было.

И вот, в самый разгар такой бурной жизни меня кладут в Боткинскую больницу, и консилиум докторов ставит диагноз: “Онкология! В последней стадии”. Вызывают жену. Таня приехала, ей с сочувствием говорят: “Мужайтесь! Месяца два протянет, не более.” Очень гуманно! Сообщив свой зловещий вердикт, врач с любопытством уставилась на Таню. И вдруг я увидел, как из ее глаз потоком полились слезы. Я никогда в жизни не видел такого потока слез. И несмотря на страшный свой приговор, я почувствовал себя в этот момент абсолютно счастливым человеком. Хотелось ей крикнуть: “Не верь, это невозможно!” По счастью, кто-то посоветовал: “В центре онкологии МПС им. Семашко, на станции Яуза, есть гениальный хирург – Елена Ивановна Псарева. Попробуйте к ней попасть. Это последняя надежда!” Поехали, собрали справки, вроде взяли меня. Опять консилиумы – диагноз подтвердился. Больные в палате мне говорят: “Всё – ты обречен, отсюда не выйдешь!” Но я не верил ни минуты, не ощущал близость смерти. Всю зиму пролежал в клинике. Облучали пушкой через день. Конечно, очень много схватил рентген, но к лету как будто стало лучше. Лето провели на даче у друзей вместе с любимым псом по имени Лордик. Но осенью проверка показала – всё вернулось. Елена Ивановна сказала: “Не помогло, теперь только срочная операция, готовьтесь”. Оперировала она сама несколько часов. Разрезали пол-лица, от бровей до рта, и полноса отхватили. Но все прошло как будто удачно, судя по тому, что я еще жив. Когда сняли швы и я увидел себя в зеркало, говорю: “Елена Ивановна, спасибо великое, но на кого же я похож теперь?” Она ответила: “Мы вам жизнь спасали, остальное – мелочь! К тому же шрамы украшают”. Так все и осталось, привык в конце концов! А станцию Яуза я до сих пор люблю. Чудеса бывают, несмотря ни на что. Вся эта история отняла у меня три года, так как еще год после больницы нельзя было работать, особенно с растворителями для живописи. За эти годы опять многое изменилось. Кризис 98-го года многих разорил, людям стало не до искусства – все выживали как могли. Угасла энергия девяностых. Наступил загадочный 2000 год. Мне казалось, в нем есть что-то зловещее. Почему – понять тогда еще не мог.

После онкологических страстей на станции Яуза я с трудом возвращался в обычную жизнь. В глазах еще стояли соседи по больнице, преследовал запах белых коридоров. Как бы там ни было, но случилось маленькое чудо, подарок Судьбы.

В воздухе что-то изменилось, и вдруг все искусство, да и вся культура оказались никому не нужны, скатились к обочине интересов. Все экраны заняла попса в гламуре и менты в сахарной пудре. Встал вопрос: стоит ли вообще что-то делать или лучше залезть на печку? Продажи произведений искусства еще случались, но выставки становились всё недоступнее из-за стоимости залов. И тут мне пришло в голову, что самое время залечь на дно, как подводная лодка у Володи Высоцкого. Нет выставок, нет продаж – и не надо! Как прекрасно писать только для себя, вникая в тайны природы, в тайны цвета, фактуры, ритмов. Ставить самому себе свои собственные задачи, заниматься “лабораторной” работой. Захотелось написать пейзажи любимых мест: Карелия, Кирилло-Белозерск, Грузия…

Но вдруг начался плакатный бум. Правление плакатной секции, недавно выбранное, начало устраивать одна за другой большие плакатные выставки: в Государственной Третьяковской галерее, в Манеже, в Центральном доме художника, в доме на Кузнецком и т. д. Тут отказываться от участия я просто не имел права. Некоторые выставки получались почти персональные: на Кузнецком, 20 дал около шестидесяти плакатов. Все это было “ретро”: шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые – докомпьютерная эпоха. Но народ ходил, смотрел, было всем интересно. В конце 2012 года отдел плаката Российской государственной библиотеки предложил сделать юбилейную выставку плаката в огромном и красивейшем Розовом зале. В этом отделе, который теперь называется “Отдел изопродукции”, работали три замечательные женщины: Любовь Родионова, начальник отдела, Светлана Артамонова, заместитель Родионовой, организатор, душа и мотор всех мероприятий и Нина Бабурина – крупнейший специалист по плакатному искусству, знаток истории плаката. Они придумали своеобразный проект экспозиции. По одной стене длинного зала (40 метров) плакаты – как бы официальная, “заказная” сторона жизни художника. На стене напротив – живопись. Это как бы душа художника, то, что он делает для себя. Но эффект вышел неожиданный: получился образ самого времени советской реальности.

С одной стороны – блеск концертов, спектаклей, фильмов, выставок: светская жизнь столиц. С другой стороны – жизнь забытых деревень, старинных городов, маленьких простых людей в просторах России. Открытие наметили на 21 декабря 2012 года, накануне моего 80-летия. В день вернисажа случился мороз под 30 градусов. Организаторы приуныли: кто же приедет в такой мороз? Но оказалось, я сам не знал, сколько у меня настоящих друзей. От количества гостей я был просто в шоке. Нас с Таней завалили цветами и подарками. И какие люди пришли! Архитекторы, скульпторы, живописцы, графики, театралы, писатели, Академики, народные и заслуженные. Для меня был настоящий праздник. Долго не расходились…

После вернисажа были и другие мелкие радости: Первая премия на конкурсе плаката 2012 года, Медаль им. А.П. Чехова (совместная премия Московского союза художников и Союза писателей), благодарность Академии художеств РФ и т. д. Всё это подарки от коллег-художников, и это – самое ценное.

Но главное – что еще не пропало желание с утра ехать в мастерскую, взбираться на пятый этаж и работать, не замечая времени. И я снова и снова с благодарностью думаю о своей профессии, которая позволяет мне создавать свой собственный мир, неподвластный внешним воздействиям. Спасибо всем друзьям и знакомым, которые поддерживали меня на протяжении жизни.

Весна 2015 года. Несмотря на теплую, солнечную погоду, последнее время настроение безрадостное. Уходят один за другим друзья и знакомые. Яркие творческие люди. Кто-то – после долгой и мучительной болезни, кто-то – внезапно, неожиданно, необъяснимо.