Искушения и искусители. Притчи о великих - Владимир Чернов

— Это такой комплимент? — злобно спросил я, еще дальше отодвигая бутылку.

— Нет, — сказала она. — Ничего хорошего в этом для тебя нет. Это такой факт. Мне обидно, что он такой. Ты ребенок. Ты прекрасен, милый мой, маленький. Ты как звери. Надо, чтобы не было на земле этих двуногих, все усложняющих, запутывающих, терзающих друг друга и себя, на земле должны жить одни звери и ты. Вы чистые, вы безгрешные. Ты знаешь, что ты — бог? Не знаешь… Ты — мой бог. У меня есть религия, в которой ты — мой бог. Но ты живешь не свою жизнь, тебе нужна другая. Я все постараюсь сделать для тебя, чтобы у тебя была эта другая жизнь, я буду жить ради нее. — Тут она свалилась на пол, и бормотание ее стало невнятно. Она что-то пела, смеялась, и смех ее был замечателен. Она была прекрасна с этим глупым от счастья лицом, с глазами прозрения. Я приволок подушку, засунул ей под голову и сказал: спи, зараза. Она и заснула. Вот какие дела.

Тема

Жил-был мальчик. Две головы, четыре уха. Рук четыре, туловища два, а попа одна, общая, и из нее — две ноги, все как у людей. Когда он родился, его папа и мама просто обалдели. Но они быстро пришли в себя и стали счастливы. Потому что, как это ни удивительно, он оказался тем, о чем они, каждый про себя, и мечтали.

Видите ли, папа был принципиальным и последовательным борцом за теорию коллективного воспитания в условиях постоянного повышения деторождаемости. Он был лектор. Он был пропагандист и автор брошюр на тему выращивания и воспитания детей прогрессивным групповым методом. Он был сторонником системы закаливания и самоорганизации детей. Папа не мог позволить себе получать деньги за то, во что не верил, поэтому он всегда верил в то, за что получал зарплату. Соответственно, он намеревался стать отцом для начала минимум двух детей. Но мама не смогла родить ему близнецов или двойню, хотя очень старалась. Вышло больше одного ребенка, но меньше двух. Так уж вышло.

Мама снаружи выглядела вполне современной женщиной, не чуждой последних слов педагогики и пропаганды. Однако внутри мамы таились темные и низменные собственнические инстинкты, унаследованные от дремучего прошлого. Ее раздирали пережитки. Ей на самом деле хотелось одного ребенка, чтобы на него молиться, выполнять его прихоти, бессовестно нянчить и тетешкать и только на него единственного излить всю благодать. Но если бы об этих помыслах узнал папа, он бы маму просто убил. То есть он задушил бы ее собственными руками. Но к счастью, он об этом так никогда и не догадался.

Он никогда не узнал об этом, потому что в наше замечательное время, когда наука и техника достигли небывалого развития, сбываются все мечты. Вот так, в результате нашей удивительной жизни несовместимые желания мамы и папы совместились. Совместный плод их индивидуальных усилий полностью удовлетворил все их запросы и потребности. Это вышел как бы один мальчик и как бы сразу два. Это было поразительное достижение. Это родился новейший ребенок, подходивший для любых методов воспитания, причем экономически выгодный.

Смотрите сюда. Сначала папа пошел в местком и получил пособие в размере не тридцати рублей, как полагалось на одного новорожденного, а сорока пяти. На шестьдесят мальчик не потянул, так как налицо было все-таки скорее полтора мальчика. После чего папа моментально подал заявление в райисполком, и вследствие постановления горсовета, разрешавшего расширять жилплощадь лицам, родившим близнецов, а из пеленок виднелись именно две головы, буквально в течение года его счастливая семья получила новую двухкомнатную квартиру.

Далее. Курточек мальчик носил две, и покупались ему два костюмчика, однако штанишки-то надевал он одни, так же, как и одну пару ботинок, а это, согласитесь, именно те вещи, которые на детях просто горят. Зато сносились штаны — пожалуйста, в шкафу висят новенькие, бесплатные, из того же комплекта.

Мальчику купили два ранца, чтоб не было обидно, зато учебников — на одного. Одной головой он учит математику, вторая зубрит грамматику. Или песни поет, если вызубрила. Кстати, дуэт мальчика, исполнявшего на школьных вечерах лирическую песню «Нам с тобою нельзя друг без друга», пользовался бешеным успехом. К доске его выносят общие ноги, а отвечает та голова, которая знает урок. Оценка — обоим. Фамилия-то у мальчика была одна. Правда, имени два, Дима и Тема, но записанные через дефис.

А сочинения писал мальчик просто блистательно, причем в два раза быстрее одноклассников. Любо было смотреть, как в едином порыве трудится мальчик. Пока первая правая рука его набрасывала план, вторая и четвертая левые рылись под партой, перебирая шпаргалки, третья правая их переписывала, в то время как вторая голова контролировала передвижения педагога. Чудо!

С чувством глубокого удовлетворения и законной гордости писал папа в очередной своей брошюре: «Органистический орган организации и принцип организации органической системы заключается в том, что элемент специализируется, а органицистские представления миниминизированы в инвариантной проблеме управления целеполагания продукта взаимодействия элементов. Возникает органическая система как функция системы, которая воспроизводит свои собственные предпосылки. Функция кристаллизуется в компоненте — органе движения, из него возникает система». В считаные дни брошюра разошлась, и ее, ставшую библиографической редкостью, читатели буквально рвали на части.

В соответствии с пропагандируемым им учением папа был противником телесных наказаний, хотя внутри него шла постоянная борьба: он чувствовал их резонность и хотя бы частичную необходимость. И здесь мальчик неожиданно полностью удовлетворял папу. Тот порол всего одну попу, наказывая при этом как бы сразу двух мальчиков, однако болевая сторона наказания каждого при этом уменьшалась ровно наполовину и, таким образом, уже не могла быть приравнена к подлинно телесному наказанию. Она носила скорее уже моральный характер.

Зато мама наконец получила возможность полностью отдаться во власть своих пережитков. На глазах у папы, ничем не рискуя, она кормила, мыла, одевала и тискала своего единственного ребенка, имея возможность делать все это в два раза дольше и больше. Счастье ее не знало границ.

Мальчик рос дружный и веселый. Охотно играл сам с собой в ладушки, в подкидного дурачка, ссоры его с самим собой были мимолетны и заканчивались безобидным показыванием языков или четырех фиг сразу, скоро и они прекратились, поскольку мальчик полюбил читать сам себе морали и делать выговоры. Дело в том, что головы его получали хоть в чем-то, но разную информацию. И когда одна засматривалась на что-то, что не было видно другой, это уже было достаточным поводом для упреков в эгоизме и попытке разрушить целостность этого маленького, но вполне здорового коллектива.

Более того, время от времени не та, так другая голова честно и откровенно сообщала взрослым о неожиданных наклонностях другой. Удивительный мальчик следил сам за собой. Родителям приходилось следить за ним разве что во время его сна. Спал он, естественно, в одной кровати и под одним одеялом, и потому порой сложно было уследить, все ли его руки находятся поверх одеяла. Вот он засунул одну под щечку, вторую закинул за голову, третья на одеяле, о четвертой уже и не думаешь, а ее и нету, что-то там теребит под одеялом, может, он и сам забыл про нее, напомнишь — послушно достает откуда-то, но та ли это рука, сразу и не сообразишь.