Золотая всадница - Валерия Вербинина

– Ваше высочество!

С его высочеством, который всегда ходил легко и неслышно, являл собой образец учтивости и никогда не наступал никому на ногу, творилось что-то неладное. Прежде всего он вихрем влетел в зал, стукнулся локтем о напольные часы, въехал коленом в изящную консоль с инкрустированной перламутром столешницей и вслед за этим выругался, как люблянский возчик. Одна из двух стоявших на консоли ваз затанцевала, опрокинулась и рухнула на пол, превратившись в крошево осколков.

– Ваше высочество! – пролепетал старый слуга, умоляюще складывая руки.

В ответ его высочество вернулся к консоли и пнул ее с такой яростью, что и вторая ваза с грохотом полетела на пол.

Ах, женщины, женщины! Черт знает что у них в голове! И Амалия хороша! Какой-то адъютантишка с разбойничьей рожей… Подхалим! Зарвавшийся хам! Отребье, пригретое дядей Владиславом! Мерзавец!

– Мерзавец! – рявкнул Михаил на оторопевшего слугу.

– Ва… Ва… ваше высочество… – лепетал слуга, ломая голову, какая муха укусила высокородного князя, обычно столь сдержанного и разумного. – Ваше высочество…

Михаил опомнился, поглядел на осколки, вспомнил, что это были две парные вазы, которые покойный король подарил своей жене, и почувствовал укол совести. Однако вслед за этим он вспомнил безмятежное лицо Амалии, ее золотистые глаза и открытую улыбку – и вновь начал закипать.

Обманщица! Предательница! И ладно бы завела роман с кем-то стоящим, это было бы не так обидно; но адъютант! Ничтожество! Чем, ну чем он ее пленил? Неужели тем, что пообещал посодействовать в заключении нужного ей договора? Ах, Амалия, Амалия!

Михаил опомнился. Женщины слабы, это всем известно, а у Войкевича репутация донжуана, вот в чем дело. Наверняка он использовал все имеющиеся в его арсенале уловки, чтобы добиться ее благосклонности. А она, вероятно, уже тяготится этой связью – он ведь почувствовал тогда, в саду, что она была вовсе не рада появлению полковника. Но предпочитает молчать, потому что женщине совестно признаваться в том, что она из-за собственного каприза попала в ловушку.

– Убью м-мерзавца!

Слуга, собиравший осколки, оторопел, однако навострил уши. Кого это, интересно, его высочество собрался убивать?

Нет, подумал с сожалением Михаил, вызывать на дуэль сына слуги – слишком много чести. Надо избавиться от него как-то иначе, только вот как?

Сначала он собирался посоветоваться с королевой Шарлоттой, которая поддерживала его стремление сблизиться с Амалией. Михаилу был неизвестен маленький нюанс этой поддержки: ее величество была вовсе не против того, чтобы князь обзавелся любовницей, но ее сильно удивило бы его решение жениться. Кроме того, Шарлотта никак не могла ему помочь в устранении настырного адъютанта.

И Михаил решил отправиться к Стефану и поговорить с ним по-родственному, начистоту. В конце концов, кузен должен войти в его положение.

Король сидел в своем кабинете и, хмуря брови, читал доклад министра финансов. Доклад был беспросветен, как беззвездная ночь, и содержал в себе, помимо уймы звучных терминов, вывод, что иллирийская казна совершенно пуста и поступлений в ближайшее время не предвидится. Поэтому Стефан искренне обрадовался приходу своего кузена. По крайней мере, с ним можно было побеседовать о вещах более интересных, чем оскудевшие серебряные рудники и грозящий стране неурожай.

– У меня к тебе одна п-просьба, – начал Михаил после того, как мужчины обменялись замечаниями по поводу последнего выступления Лотты и обсудили поведение одного люблянского аристократа, который на старости лет почувствовал вкус к сладкой жизни, пустился во все тяжкие и публично объявил, что намерен спустить в казино и на скачках все свое состояние, чтобы оставить наследников ни с чем. – Я тебя никогда ни о чем не просил, но с-сейчас… – Он запнулся.

Стефан вздохнул и устремил доброжелательный взор на кузена, который почему-то волновался сильнее, чем обычно.

– Если ты снова по поводу этого австрийца, Кислинга… Я не могу его выслать. Во-первых, это произвол, и иностранные газеты наверняка ухватятся за этот случай, чтобы написать о нас гадости. Во-вторых, не знаю, чем он тебе не угодил, но…

Михаил нахмурился. После жалобы Амалии он неоднократно пытался добиться высылки Кислинга, но Стефан демонстративно отстранился от этого дела.

– Я здесь не из-за К-кислинга, – сухо сказал князь, – а из-за твоего адъютанта.

– Да? – удивился Стефан, раскуривая сигару. – Что он натворил?

Михаилу меньше всего на свете хотелось говорить об этом, но король заметил, что кузен смутился, загорелся любопытством и стал допытываться, в чем дело. И, хотя князь выдавил из себя лишь слова о том, что ему кажется, будто Войкевич преследует Амалию, а это неприлично, Стефан без труда догадался обо всем остальном.

– Мало того что Лотта взъелась на бедного Милорада, так теперь еще и ты, – шутливо промолвил король. – Скажи, ну что я буду без него делать?

– Как что? – пожал плечами князь. – Возьмешь другого адъютанта. При дворе подходящих людей, слава богу, хватает.

– Людей-то много, да только никто из них мне не подходит, – серьезно ответил Стефан. – И не надо говорить, что я благоволю к нему потому, что знаю его с детства. Просто он прекрасно справляется со своими обязанностями. К тому же он делает все, чтобы я не пострадал от рук какого-нибудь сумасшедшего. После того как на меня два раза подряд покушались, у меня началась бессонница. – Теперь уже никто не смог бы назвать лицо Стефана добродушным: напротив, оно стало жестким, и слова падали с его пухлых губ, как камни. – Однако Милорад наладил охрану, выгнал нерадивых, привел новых людей, и теперь все спокойно. Я даже могу гулять по городу, не боясь, что мне выстрелят в спину.

– Послушай, но работу Милорада без труда может делать и министр полиции, – возразил Михаил. – Твой адъютант внушил тебе, что он незаменим и что без него ты не сможешь обойтись. Но ведь это же смешно! Как ты можешь терпеть, чтобы какой-то… чтобы этот выскочка навязывал тебе свою волю? Он возомнил о себе бог знает что! Ты знаешь, что он собирается жениться на дочери Рукавины? Ее мать из древнего рода, а отец – богач каких поискать! Он уже отказывал не одному аристократу… а Милорад все равно собирается к ней свататься! И говорят, что он добьется своего!

– Ты так взволновался из-за дочери Рукавины? – осведомился король с легкой иронией. – Или все-таки из-за баронессы Корф?

По его тону Михаил понял, что Стефан не уступит. Князь привел еще несколько доводов, один весомее другого, почему от Войкевича следует избавиться и услать его куда-нибудь, да хотя бы стеречь тот же Дубровник, но король только посмеивался, и наследник вынужден был отступить со скверным чувством, что венценосный кузен ни в грош не ставит его мнение.

А через несколько дней Петр Петрович Оленин явился к Амалии и с порога объявил: