Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Мари Варей

Владелец квартиры согласился прислать мне личные вещи сестры, а все остальное я сказала ему оставить себе. Я спрятала Феникса в картонную коробку и возненавидела музыку. Если бы не это дурацкое интервью, если бы не мои мечты о славе… Алиса бы не умерла.

– Потом ты занялась финансами… – заканчивает Анджела.

– Да… Заперлась дома и целый год только и делала, что изучала финансы. Как ни странно, именно это и спасло меня: строгость цифр, ясные формулы с предсказуемыми результатами. А потом я нашла работу и встретила тебя. С тех пор мне удалось поддерживать иллюзию нормальной жизни, основанной на этой абсурдной лжи.

* * *

Анджеле пришлось вернуться в Нью-Йорк. Зная ее начальника Эндрю, который в одночасье уволил меня из-за панической атаки, чудо уже то, что он согласился дать ей двухнедельный отпуск. Тем не менее Анджела звонит мне каждый вечер и заставляет включить веб-камеру – проверить, ем ли я еду, которую она заказывает мне из веганского ресторанчика, расположенного в Восьмом округе. Иногда я думаю, что это Алиса – где бы она сейчас ни была – послала мне Анджелу. Анджела велела Саранье навещать меня несколько раз в неделю. Саранья даже приехала вовремя, по крайней мере дважды, что само по себе является чуть ли не признаком надвигающегося апокалипсиса. Все беспокоятся обо мне. Я разрываюсь между чувством вины и огромным облегчением от мысли, что можно больше не лгать. Саранье я тоже рассказала правду. Она выглядела так, будто ее вот-вот инфаркт хватит, и от удивления молчала аж четыре минуты. Потом она скачала мой альбом в «Спотифае» и, по ее словам, с тех пор слушает его на повторе.

И вот я снова переступаю порог «Спейса». Я не ходила на работу три недели. Зато каждый день ходила к психотерапевту. Я обещала Анджеле. К тому же есть проблемы, с которыми мне нужно разобраться. Виктуар и Реда уже в офисе. Они устраивают мне радушный прием, спрашивают, что произошло, и говорят без колебаний обращаться к ним, если мне понадобится какая-нибудь помощь.

– Все хорошо, я просто устала, – говорю я, тронутая их участием.

Потом Реда протягивает мне бумажный сверток. Удивленно благодарю его, осторожно открываю и вижу бейгл с корицей и изюмом.

– Вареный, как в Нью-Йорке, – уточняет Реда, – настоящий. Я встал ни свет ни заря, чтобы сходить за ним аж в Восемнадцатый округ, в булочную, где, по слухам, готовят лучшие бейглы в Париже!

– А я купила тебе сливочный сыр, – добавляет Виктуар.

Подкрепляя слова делом, она достает из своей сумки в стиле милитари упаковку сливочного сыра и нож для масла. Сглатываю слезный комок, который сдавливает мне горло, и, запинаясь, бормочу «спасибо».

– Мы отойдем за кофе, – говорит Реда, видя, что я изо всех сил пытаюсь сдержать чувства.

– Зачем? Ты же видишь, она сейчас заплачет, – отвечает Виктуар.

– Вот именно, – вздыхает Реда, закатив глаза, и уходит.

Виктуар следует за ним, бормоча, что не понимает и никогда не поймет странных норм нашего абсурдного общества. Я тем временем вытаскиваю из свертка с бейглом салфетку и незаметно вытираю глаза.

Бейгл сладкий, мягкий и вызывает у меня такие же чувства, как бейглы в «Пляжном кафе» в Наррагансетте: любовь, доброту, тепло, дружелюбие… А возможно, все дело в кофе, которым со мной поделились Реда и Виктуар. Возможно, мне следует сдаться. Раз и навсегда избавиться от колючей проволоки, которая окружает мое сердце, и признать: она больше ранит меня, чем защищает.

Выбрасываю пластиковый стаканчик в мусорку и небрежно спрашиваю:

– А Джереми сегодня не в офисе?

Виктуар едва заметно подталкивает Реда локтем, что не укрывается от моего внимания. Она упорно молчит, поэтому отвечает Реда:

– Джереми уехал на несколько дней с Зои. Он вернется послезавтра.

После этого мы возвращаемся на свои рабочие места, и я снова погружаюсь в счета компании, словно и не было последних трех недель.

Через некоторое время стучусь в кабинет Криса. Сквозь разделяющее нас стекло вижу, что он не реагирует. Его глаза, скрытые за стеклами очков, устремлены далеко-далеко за горизонт, за шиферные крыши, светящиеся в солнечных лучах. Поколебавшись, осторожно толкаю дверь.

– Можно?

Крис переводит взгляд на меня. Несмотря на элегантный кашемировый свитер и новенькие кроссовки «Стэн Смит», он похож на потерявшего ребенка. Он не брился несколько дней, и бледные щеки покрывает неровная щетина. У меня болит за него сердце, но чем раньше я сообщу новости, тем раньше он сможет действовать. Закрываю за собой дверь и сажусь напротив.

– Как поживаешь, Алиса?

– Намного лучше. Прости, что пропала на три недели, я…

– Не волнуйся. Твоя подруга предупредила, что ты заболела, – любезно отзывается Крис, но выглядит по-прежнему рассеянно. У него на столе царит беспорядок. Возле деревянного тотема (Крис рассказывал, что тотем родом из Гватемалы и приносит удачу) валяется пустой стаканчик из-под кофе, погасший экран компьютера обклеен исписанными стикерами, словно венком увядших лепестков… Мое внимание привлекает поблекшая от времени фотография, которую я раньше не замечала. На ней изображены три подростка. Узнаю Криса и Джереми, несмотря на круглые безволосые щеки. Им должно быть около пятнадцати. Третий подросток – девочка со светло-зелеными глазами и черными как смоль волосами. Дружелюбно приобнимая Джереми за шею, она положила голову Крису на плечо. Тот, в свою очередь, крепко прижимал ее к себе. Проследив за моим взглядом, Крис говорит:

– Это Сандра, подруга детства Джереми. В старших классах она стала моей девушкой. Сандра погибла в семнадцать лет. Попала в аварию…

На мгновение теряю дар речи. Чувствую, как у меня сжимается сердце.

Джереми рассказывал о девушке Криса, но никогда не упоминал, что дружим с ней.

– Сандра заставляла нас с Джереми носить осиротевшие носочки, – объясняет Крис, – потому что люди, которые любят друг друга, идут парами. Она не хотела, чтобы кто-то оставался в одиночестве. Даже носки. Ради нее я и основал «ЭверДрим».

По крайней мере, теперь ясно, почему Джереми инвестировал в «ЭверДрим», несмотря на то, что не верил в успешность этого проекта. Он хотел не только поддержать Криса, но и отдать дань уважения памяти своей зеленоглазой подруге, которая мечтала воссоединить носочки, потерявшие свои половинки. Крис осторожно ставит фотографию возле экрана компьютера.

– Полагаю, ты пришла поговорить о счетах?

Протягиваю Крису отчеты по продажам за предыдущий месяц, которые распечатала.

– Сегодня утром я написала тебе на электронную почту, и…

– Я видел.

С этими словами Крис указывает на лист бумаги, который лежит на стопке книг по саморазвитию. На этот раз он не только прочитал мое письмо, но даже распечатал отчет, который я отправила во вложении. Опускаю глаза и делаю глубокий вдох.

– Мне очень жаль, Крис, но, учитывая количество скачиваний после запуска приложения, нам необходимо…

– Пятьдесят семь! – перебивает он. – Приложение скачали пятьдесят семь раз! Из них четыре – моя мама, которая, видимо, зарегистрировала новые почтовые ящики, чтобы поддержать меня. Остальными скачавшими были работники компании или друзья.

Крис выглядит потрясенным, и я пытаюсь его утешить:

– По крайней мере, тебя поддерживает семья…

– Сколько времени у нас осталось?

– Учитывая жалованье, арендную плату и счета от внешних подрядчиков, которые еще предстоит оплатить, у нас есть максимум десять дней. Потом тебе больше нечем будет платить сотрудникам.

Крис закрывает глаза, хватаясь за голову и еще больше взъерошивая густые растрепавшиеся волосы.

– Десять дней… – выдыхает он.

Меня переполняет сочувствие, и я с трудом сдерживаю порыв накрыть руку Криса своей, чтобы поддержать его.

– Я не знаю, что сказать. Возможно, рынок не…

– Тут и говорить нечего. Идея с самого начала была дурацкая. Никто в нее не верил. Всем плевать на осиротевшие носочки. Знаешь, что сказал один из спонсоров, к которому я обратился?

– Нет…

– Что у него есть только одинаковые черные носки и что он даже не складывает их попарно, благодаря чему никогда не сталкивался с проблемой осиротевших носочков… Я… я ничего грустнее в жизни не слышал! Я неудачник. У меня никогда ничего не получается.

Машинально касаюсь запястья, на котором больше нет браслета, и мягко отвечаю:

– Нет, ты – творец, а все творцы – неудачники, пока не добьются успеха. По телевизору нам рассказывают истории про людей, которые добились успеха в одночасье. Вот она,