47 ронинов - Джоан Виндж

Хорошо уже то, что колдунья старалась подольше и почаще удерживать своего возлюбленного в спальне, тем самым не подпуская его к сопернице чересчур близко. Впрочем, Мика подозревала, что Кира и сам боится проявлять по отношению к ней излишнюю настойчивость… боится, что, стоит ему лишить госпожу Асано чести, девушка попросту его убьет. А если это не удастся – покончит с собой. И в том, и в другом случае не быть ему истинным князем Асано, чьими бы землями он ни управлял. Мика не упускала возможности ненавязчиво ему об этом напоминать…

Пальцы ее совсем окоченели, и девушка спрятала их поглубже в рукава кимоно. От ледяного воздуха, проникающего в помещение через открытую дверь, не спасал даже многослойный наряд и шелковая стеганая накидка. Между Микой и сидящим напротив Кирой стоял низкий столик, под которым пряталась угольная жаровня. Покрывающее стол толстое одеяло удерживало достаточно тепла, чтобы согревать ноги. На подносе ждал чайник с горячим чаем и две чашки.

Кира настоял, чтобы они с невестой вместе ели и проводили как можно больше времени – причем независимо от ее желаний. Она уступила, ведь если «гостеприимный хозяин» часто слышал отказ, его уродливая сущность немедленно прорывалась наружу, и тогда он вымещал злобу на попавшихся под руку беспомощных людях. При этом Мику он заставлял смотреть на издевательства, поскольку знал, что страдания других ранят ее сильнее – даже ударь он ее ножом, это не причинило бы девушке такой боли.

Господин Кира откашлялся, и Мика вздрогнула. Надо же, она так погрузилась в свои мысли, что совсем забыла о его присутствии.

В воздухе сегодня как будто повеяло весной, и потому Кира решил, что чай следует пить как будто на улице – в этой комнате, где царили все времена года сразу. Правда, лишь в двух измерениях. Расписные стены радовали глаз пейзажами, от мучительной красоты которых у Мики тоскливо сжималось сердце: весенний цвет сливовых и вишневых деревьев; летние пионы и камелии, глициния и гортензия. В синем небе парили птицы, в голубой воде важно бродили журавли и цапли, заглядываясь на сверкающих спинами карпов и мельтешащих в воздухе стрекоз. Зелень травы и деревьев постепенно сменялась красным пламенем осенних кленовых листьев и многоцветьем хризантем… Полная истомы красота, столь привычная для Ако и столь чуждая этим горам, где тепло гостило лишь несколько недель в году, а все остальное время земля и небо представляли собой унылую черно-белую картину, кое-где разбавленную оттенками серого.

В окружающую фантастическую сцену, живо напомнившую Мике театр кабуки, властно вторгался обесцвеченный до смертельной бледности реальный мир. Он отчетливо просматривался в открытом дверном проеме и выхолаживал яркое помещение морозным горным воздухом. Сидящий на полу щуплый мальчик в обветшалой крестьянской тунике и ножных обмотках с удивительным мастерством играл на сямисэне, но его искусство не давало права озябшему музыканту даже на теплую одежду – лишь на место раба у ног господина.

До чего же символично, с грустью подумала Мика. Эти сказочные стенные росписи так чудесно изображают жизнь – словно пьеса внутри пьесы, настоящие декорации к постановке, в которой она уже давно чувствует себя актрисой.

– Выпейте чаю, моя госпожа. Вы немного согреетесь, – с напускной заботой, под которой обычно скрывалось совсем иное чувство, произнес Кира.

Поверх богатого плетеного кимоно, окрашенного в сизые тона, на хозяине замка не было ни накидки, ни даже телогрейки. Казалось, ему тепло и уютно, словно он и впрямь наслаждается весенним днем.

Мика залюбовалась восхитительными чашами раку, в которые Кира разливал напиток. Неожиданная радужная игра цвета на неброской темно-зеленой глазури великолепно оттеняла оплавленные разводы, следы очень высокой температуры – керамика раку обжигается особенным образом. Чайный сервиз изготовил человек, обладающий подлинным чувством ваби-саби. Мастер, который умеет трудиться в гармонии с самой природой, непредсказуемой и артистичной. Он постиг и радость созидания, и разочарование неудач, и горечь разлуки со своим заветным детищем… и упоительное предвкушение нового творчества.

Должно быть, эти чаши стоят очень дорого. Скольких же людей в эту бесконечную суровую зиму Кира оставил без нормальной еды и одежды – лишь для того, чтобы иметь возможность снова и снова поражать свою заложницу различными дарами: прекрасными нарядами, удивительными чайными сервизами?..

Мика высвободила ладони из рукавов и надменно ответила, глядя в любезное, заботливое лицо:

– Не беспокойтесь обо мне, прошу вас. Я – дочь самурая.

В глазах мужчины тут же вспыхнула постоянно тлеющая в душе злость, которую он скрывал за внешним спокойствием. Он с явным трудом удержался от того, чтобы ударить невесту. Как только они поженятся, подумала Мика, церемониться Кира перестанет.

Она отвернулась, чтобы не провоцировать собеседника сильнее – ведь рядом сидел беззащитный мальчик. Кира указал на ее слабость, потому девушка и напомнила о своей выносливости и закаленности. Но его неадекватная реакция на простые слова сказала о многом, обнажив на миг нездоровую душу. Мика просто защищалась и совершенно не думала обидеть хозяина замка, намекнув на сомнительность его происхождения. А он воспринял ее реплику именно так.

Взрывная заносчивость Киры стала зеркальным отображением его болезненных страхов, скрывала чувство неполноценности – страшного дракона, обвивающего сердце «жениха»… И даже если любимец Токугавы станет новым господином Асано, чешуйчатого монстра это не утихомирит. Потому что он плодит все новые и новые предательства и злодеяния. И Кира уже не может взглянуть на себя честно, вспомнить о своей человечности… или признать ее полное отсутствие. Он вовсе не готов услышать от кого-нибудь – особенно от нее, Мики, – правду.

Вынырнув из своих мыслей, девушка обнаружила, что внимательно смотрит на мальчика, перебирающего струны сямисэна, – будто внимает его игре. Музыкант заметно дрожал.

– Ребенок замерз, – мягко заметила она.

Кира дернул подбородком, точно раздумывая, что означает переключение ее внимания на этого жалкого раба. Не таится ли тут нового оскорбления? Повернувшись на мягкой подушке и пошевелив ногами под теплым одеялом, он небрежно спросил:

– Ты замерз, мальчик?

Простой безобидный вопрос. Но лишь на первый взгляд. В словах Киры, как всегда, таилась страшная глубина…

Музыкант посмотрел на хозяина, вновь уткнулся глазами в инструмент и отрицательно помотал головой. При этом он прилежно продолжал безукоризненную игру – так, словно от этого зависела его жизнь.

Кира улыбнулся:

– Вот видите. Он ведь родом из крестьян, как и я. А мы люди крепкие и не ропщем на обстоятельства.

Он одобрительно взглянул на мальчика и прислушался к звукам сямисэна.

Горькое, словно желчь, отвращение подкатило к горлу Мики. Каков негодяй! А ведь скоро они вернутся в Ако, и там он развернется вовсю. Кто его тогда остановит? Кто защитит ее родные земли от разорения, постигшего несчастные владения господина Киры? Кто убережет ее людей от тяжелой участи бедняков, из которых жестокий хозяин выпил все соки? Кто отмстит за гибель отца и освободит его дух? Кто… кроме нее?