Прогулки по радуге - Ника Муратова

Свадьба была скромной, в кругу близких. Рабдину нарядили, как настоящую принцессу, и в пышном, щедро украшенном цветами платье, с венком на голове она чувствовала себя королевой бала. Эрика не захотела никаких традиционных свадебных нарядов и надела легкое платье жемчужного цвета, украсив его благоухающим тропическим цветком, который они специально заказали из московского цветочного магазина, чтобы хоть что-то напоминало им о далеком Бугенвиле, острове, где все начиналось. Она прекрасно выглядела, похудевшая, с нежным румянцем на загорелом лице, ее зеленые глаза были похожи на изумруды, прозрачные и чистые, как морская вода. Разглядывающих ее гостей не покидало ощущение, что эта молодая женщина нашла в себе целый клад жемчужин и не перестает удивляться и радоваться этому. И глаза ее излучали такую искрящуюся гамму чувств, от которой у Данилы захватывало дух.

Встреча с родителями Данилы прошла легко и непринужденно. Они и не думали, что когда-нибудь их сын-путешественник женится на русской! Шансов было один на миллион! Вот и верь потом статистике. Радовало также то, что невеста разделяла его интересы, стремления. Любая другая женщина, попытавшаяся принудить Данилу к оседлой жизни, потерпела бы неудачу. Не из того теста он был слеплен. Уж кому об этом знать, как не им, Карелиным, формировавшим сына собственным примером.

К радости жениха с невестой, на свадьбу смогли приехать Фил и Тони. При этом первый тост, который поднял Тони, был: «За повстанцев острова Бугенвиль!» Когда же все обратили на него удивленные взгляды и послышались возгласы протеста, он пояснил:

— Если бы эти гаврики не вздумали нас тогда похитить, Эрика с Дэном никогда бы не сблизились, и, кроме того, Эрика бы не заболела и мне не пришлось бы тащить ее на своем горбу до лагеря. Если бы мне не пришлось тащить ее на себе, она не была бы передо мной в долгу. А если бы она не была передо мной в долгу, то бог его знает, где бы сейчас была эта упертая парочка.

— А это-то тут при чем? — воскликнул Данила, который, обнимая свою смеющуюся жену, делал вид, что буквально воспринимает тост Тони.

— Да будет тебе известно, счастливчик, что твоя удача была частью Эрикиного должка мне, — многозначительно продолжал Тони. — Не затребуй я у нее приоткрыть для тебя двери, так бы ты и сидел на пороге несолоно хлебавши.

— Да, он прав, только, уточним, это не было частью долга, а являлось целым долгом, иначе ты потребуешь от меня еще кому-нибудь приоткрыть двери! — Эрика с трудом могла говорить сквозь смех. — Должна признать, Тони верно рассчитал мою нелюбовь оставаться в долгу и обязательность.

— Ничего я не потребую, если только насчет самого себя не передумаю, — «успокоил» ее Тони.

— Значит, моя любовь тут была вообще ни при чем? — с нарочитым возмущением воскликнул Данила.

— Сожалею, но так! Все лавры, пожалуйста, вашему верному слуге, — продолжал паясничать Тони. — Спасибо, спасибо, — раскланивался он аплодирующей компании. — Постараюсь и впредь не подвести вас. — И где наши голубки проведут медовый месяц? — спросил он, закончив раскланиваться.

— Так мы только что вернулись оттуда! — воскликнула Эрика. — Ты забыл, мы же недавно были в Новой Каледонии, более романтического места для медового месяца и не найти!

— Нет-нет, друзья, это был ваш отпуск, вы еще и женаты-то не были, а у нормальных людей медовый месяц проходит после свадьбы, а не до, — спорил Тони, не унимаясь.

— А кто тебе сказал, что мы нормальные люди? — воскликнули Данила и Эрика в один голос.

— Что, серьезно, никуда не поедете? — удивленно переспросил Фил.

— Отпуск свой мы уже и так истратили, а работы еще очень много, потом уже как-нибудь поедем, — ответил Данила. Они уже обсудили это с Эрикой, и оба были согласны в том, что пока у них нет времени на дополнительный отдых.

— Да дали бы вам ради такого случая дополнительные дни на отпуск. Не каждый день люди женятся, в конце концов. — Фил знал, что его друзья трудоголики, но не до такой же степени!

— Что за молодежь пошла, — проворчал Тони, — никакой романтики. Учить вас и учить, как жить красиво и правильно.

— Давай, давай, Тони, уж кому, как не тебе, знать об этом!

Пока мужчины перекидывались «комплиментами» в адрес друг друга, Эрика улучила минутку подсесть к маме, чтобы поговорить с ней до того, как все начнут разъезжаться. Она еще не поняла, как они относятся к ее свадьбе. Но, с другой стороны, она уже ощущала такую независимость, что вряд ли ее можно было поколебать. Не пойми ее родители, она бы сожалела об этом, но не переменила бы решения. Как, впрочем, и своего отношения к родителям. Изменилось только ее отношение к жизни. Уже не казалось, как раньше, что все ей что-то должны, иллюзия вседозволенности разбилась давно и восстановлению не подлежала.

— Поздравляю, мы рады за тебя. Хотя, конечно, так все неожиданно. Ты даже ничего не писала об этом и в свой приезд не упомянула. — Луиза Иннокентьевна до сих пор не могла понять, какие чувства превалируют в ней — радость оттого, что ее дочь, похоже, нашла свое счастье, или грусть оттого, что она все меньше понимает ее и все меньше участвует в ее жизни.

— Не была уверена, мама, не обижайся. Зато сейчас я уверенна и счастлива. А это самое главное.

Эрика обняла мать и отца, и они поговорили еще об их планах, о работе, о Даниле, о том, когда они увидят ее в следующий раз. Эрика, смеясь, рассказывала об их похищении, вспоминая, как они жевали листья и непонятные коренья, сейчас события уже казались смешными и казались приключением. Однако Евгений Анатольевич прекрасно понимал, что на самом деле все не так смешно, как рассказывает им их дочь, он только качал головой, не зная, что сказать, ведь все равно изменить ничего уже было невозможно. В какую еще переделку она попадет, если и дальше будет мотаться по подобным местам? Никто из их знакомых не понимал, почему Эрика выбрала такую жизнь. Некоторые думали, что она все же зарабатывает хорошие деньги, просто не хочет афишировать. Некоторые склонялись к тому, что ее просто отослали туда для психотерапии. Лазаревы ничего не пытались объяснить, закрыв эту тему. Но все чаще Евгению Анатольевичу приходило на ум, что ведь им надо гордиться тем, что их дочь ни на кого не похожа, что она личность, и смогла доказать это.

— Ты так изменилась, Эрика, — сказала мама, — несмотря ни на что, мы все же рады за тебя. Правда, я совсем не знаю твоего мужа, и эта история с темнокожей девочкой, она такая странная, готова ли ты на такое — воспитывать чужого ребенка, да еще и с другим цветом кожи? Может, и да, я просто не знаю этого, так же как и почти ничего не знаю о твоей нынешней жизни… Для нас это все так необычно. Не каждый день слышишь такие истории, а тут своя собственная дочь совершает подобные поступки. Но я вижу, как ты счастлива. И я могу точно сказать, что такой умиротворенной и счастливой я не видела тебя никогда за всю твою жизнь.

Ее глаза заблестели от набежавших слез. Они с отцом очень скучали по Эрике, но постепенно смогли примириться с тем, что она выбрала этот путь и живет своей жизнью вдали от них. Но ведь все могло перемениться, успокаивали они себя. Может, после окончания проекта они все-таки переберутся поближе к ним? Ведь для Данилы эти места тоже не чужие, и родители его живут в России. Возможно, когда-нибудь их обоих опять потянет в родные края…