Лубянская империя НКВД. 1937–1939 - Владимир Семенович Жуковский

из крупнейших ГЭС мира…» Расположена «выше г. Куйбышева… Сооружение… начато в 1950». Словом — то самое, о чем толкует Ежов. Выходит, инициатор-то он. Так что величание ГЭС следовало бы развернуть в виде «ГЭС имени В.И. Ленина и Н.И. Ежова». Тем более что прецедент сдвоенного наименования существует — театр им. Станиславского и Немировича-Данченко.

Монолог продолжается. «Наконец, я добился передачи в ведение НКВД ряда действующих заводов оборонной промышленности. Это уж никак нельзя было даже мотивировать использованием труда заключенных (Павшинский завод, Тушинский завод авиамоторостроения и др.). Кроме того, НКВД организовал ряд новых заводов по своей инициативе, которые выполняли оборонную продукцию.

В данном случае я касался только основных хозяйственных объектов…»

Все сказанное напоминает отчет на пленуме ЦК, делаемый в ожидании единогласного «одобрямса». Видимо, так оно и было, то есть Ежов цитирует самого себя, недавнего. Но обстоятельства изменились. Необходим, естественно, криминальный довесок. Вот он. Квалифицированного хозяйственного аппарата не создавали сознательно, в подрывных целях. Руководство огромным хозяйством шло самотеком.

«Вредительство и бесхозяйственность на стройках процветали совершенно безнаказанно.

Нам… удалось вплотную подойти к вопросам оборонного строительства, осуществляя практический контроль над значительной его частью. Это давало возможность в случае нужды в заговорщических целях варьировать и осуществлять различные подрывные мероприятия, которые могли способствовать поражению СССР во время войны и нашему приходу к власти».

Затем Ежов останавливается на адском плане заговорщиков по размещению концентрационных лагерей специальным взрывоопасным образом. «Наиболее насыщенной заключенными была пограничная полоса Дальневосточных границ. Здесь нам легче всего было брать на себя различные хозяйственные задания оборонного значения ввиду отсутствия рабочей силы. Однако лагеря ДВК были не только дислоцированы вблизи границы, но мы туда направляли заключенных, по преимуществу осужденных за шпионаж, диверсию, террор и другие наиболее тяжкие преступления и почти не направляли так называемых бытовиков.

Таким образом, по границам ДВК, в непосредственном тылу Красной армии была подготовлена активная и наиболее озлобленная к-p. сила, которую мы думали использовать самым широким образом в случае осложнений или войны с японцами…

Значительное количество заключенных было сосредоточено также на наших западных границах Украины, Белоруссии, Ленинградской области и Карельской АССР, в особенности на строительстве дорог».

Также и в эти лагеря «почти не направляли бытовиков».

Продолжим рассказ о неслыханных доселе откровениях по поводу вредительства в лагерях.

«Весь заговорщический смысл создаваемого для заключенных режима заключался в том, что создавались наиболее привилегированные условия для заключенных по наиболее тяжким статьям (шпионаж и пр.), так как это была по преимуществу квалифицированная сила, которая использовалась нередко на административно-хозяйственной управленческой работе в лагерях. В их руках фактически находилась и вся культурно-воспитательная работа среди заключенных. Ясно, в каком духе они их воспитывали.

Наконец, созданный в лагерях режим часто позволял совершенно безнаказанно продолжать к-p. деятельность заключенных.

ВОПРОС: — Каким образом?

— В лагерях настолько была плохо поставлена работа так называемых третьих отделов и так плохо охранялись лагеря, что заключенные имели возможность создавать свои к-p. группы в лагерях и сноситься с волей. Такого рода фактов было немало».

И наконец «Охрана лагерей была крайне немногочисленна, подбиралась из ненадежных людей, материальное положение бойцов и начальствующего состава было очень плохое (о материальном положении охраняемых — ни гу-гу. — В.Ж.) и, наконец, в качестве охраняющих во многих случаях использовались сами же заключенные.

В результате так поставленной охраны было распространено массовое бегство из лагерей. С этим злом мы боролись плохо и делали это сознательно в расчете, что беглые из лагерей заключенные будут продолжать свою к-p. деятельность и станут рассадником распространения всякого рода антисоветской агитации и слухов».

Дошли, можно сказать, до точки. Массовое бегство политзэков. (Не ценили, выходит, «наиболее привилегированных условий».) Ну-ну. Что к этому добавить? Допрос вел Эсаулов.

Он же заказывал музыку и на следующий день:

«2 августа 39 г. вы просили следствие отложить ваш допрос о подрывной работе заговорщиков, проведенной по вашему заданию по отдельным лагерям НКВД с тем, чтобы полнее вспомнить все известные вам факты вредительства.

Дайте показания по этому вопросу».

Ежов готов сообщить «факты подрывной деятельности по наиболее крупным лагерям, таким, как Колыма, Норильск, Ухта-Печора, Вторые пути и БАМ на ДВК, Дальлаг, Вяземлаг, строительство дороги Москва-Минск и т. п.»

Итак, о «Дальстрое» (Колыма). Узнаем, в частности, что заключенные «в подавляющем своем большинстве были так называемыми злостными «отказчиками», как правило, не выполняющими заданных норм выработки, в связи с чем последние были искусственно крайне занижены. Это обстоятельство и ряд других подрывных мероприятий заговорщической организации обуславливали необходимость все большего и большего завоза на Колыму заключенных…»

О «крайне заниженных» нормах, как и о многом другом, вопреки своему длительному и упорному «не хочу знать», знает ныне весь цивилизованный мир.

Далее рассказ недавнего «Малого хозяина» становится более содержательным, «…правительство ежегодно отпускало на развитие Колымы огромные средства, исчисляемые сотнями млн. рублей. Разумно расходуя эти средства, добычу на богатых Колымских месторождениях можно было давно значительно механизировать. Механизация,, не только бы сократила необходимость содержать на Колыме большое количество заключенных и завозить им огромную массу продовольственного и иного снабжения, но и подняла бы добычу металла, резко снизив его себестоимость.