Бледный всадник, Черный Валет - Андрей Дашков

По зрелом размышлении следователь решил не прибегать к посторонней помощи или услугам гробовщиков. Никаких чувств, кроме страха перед собственной медленной трасформацией, он не испытывал. Поэтому вполне равнодушно упаковал останки своей освежеванной супруги в мешок из-под картофеля и уложил его в яму глубиной не больше полуметра. Туда же отправились ржавые наручники. Бочки с квашеной капустой заменили надгробный памятник.

Покончив с проблемой жены, Аркадий с облегчением констатировал, что развязал себе руки – на некоторое время. Потом неизбежно поползут слухи об ее исчезновении, однако разоблачить его вряд ли успеют – все самое важное произойдет раньше…

После этого он поднялся наверх, развел во дворе костер и сжег окровавленную одежду и простыни. Убедившись в том, что все улики профессионально уничтожены, он расположился на веранде, закурил и попытался расслабиться. А также подумать, что делать дальше.

Не получилось. Почти сразу же обнаружилось, что курение причиняет массу неудобств. Дым вызывал неприятное жжение в глотке и навевал депрессию. Вскоре дело дошло до галлюцинаций. Глухов начал видеть то, чего на самом деле быть не могло.

За ним шла скрытая охота, больше похожая на жутковатую немую игру в прятки. Аркадий понял, что никакое оружие ему не поможет. Он заметил преследователей, похожих на колеблющиеся тени. Тени отделялись от предметов и сливались с ними в тот миг, когда человек фокусировал на них взгляд.

Это действовало на нервы самым разрушительным образом. И возникала непоколебимая уверенность в неблагоприятном исходе: если он будет продолжать сидеть и курить, то тени превратятся в нечто более страшное. Депрессия перерастала в панику. Хотелось бежать без оглядки, но не куда попало, а туда, куда вытесняло Глухова загаженное тенями пространство…

Таким образом, об отдыхе и покое тоже можно было забыть. Глухов поспешно выбросил окурок и стал собираться. С какой целью? Он не знал. Его сподвигли на это не интуиция, не рассудок и не чувство долга, а сигналы нового хозяина, которые дошли до следователя в виде психопатических импульсов. Этот же хозяин решил за него, что делать дальше.

Папироса оказалась ни при чем. Источники страха были разбросаны повсюду. Одеваясь, Глухов пытался спрятаться в комнатах, но в замкнутом объеме стало еще хуже. Сигналы беспрепятственно проникали сквозь стены. Святые подмигивали с икон и корчили страшные рожицы; тараканы вырастали до размеров дворовой собаки; из пепла и сажи, скопившихся возле печи, сами собой складывались черные фигурки, похожие на обгоревшие трупики; медвежий капкан неведомо как выбрался из чулана и теперь зловеще клацал челюстями, прыгая по комнатам; в довершение всего Аркадий услышал чавканье – глянул вниз и обнаружил у себя на ладонях жадно жующие ротики…

Загонщики брали следователя в полукольцо. Довольно скоро Глухов выяснил: если идти в нужном ИМ направлении с надетой на лицо маской невозмутимости, то панический страх ослабляется до терпимого уровня.

И он пошел. По дороге ему попались навстречу четыре патруля и множество прохожих. Никто не заметил в его поведении или внешности ни малейших отклонений от нормы.

Луна в последней четверти посылала на землю тусклое голубоватое сияние. Сова, охотившаяся в сумраке ночного леса, приготовилась взлететь с ветки. Внизу, у корней соседнего дерева, копошилось что-то съедобное.

Внезапно птица сложила крылья. Ее насторожил странный звук, донесшийся с темной стороны – оттуда, куда никогда не закатывались ни луна, ни солнце; оттуда же дули холодные ветры. За всю свою жизнь сова не слышала ничего подобного; она застыла, слившись с тенью кроны, и покорно ожидала смерти.

Звук приближался – то понижавшийся, то повышавшийся механический гул, одновременно пугающий и парализующий. На его фоне был различим частый стук, который распространял вибрацию ужаса… Между стволами замелькал слепящий глаз – источник неестественного света, бросавший перед собой концентрированный узконаправленный луч.

Сова лишь на мгновение попала в этот конус, но ослепла на несколько долгих секунд. Гудящая смерть лишь отметила ее и на этот раз миновала. Тьма сразу же стала еще плотнее, чем раньше. Гул удалялся; ужас отпускал… Вскоре сова увидела ЕГО.

ОНО пересекало поляну, залитую нежным лунным сиянием. ОНО легко ломало сухие сучья и высоко подпрыгивало на буграх. ОНО представляло собой непостижимый симбиоз живого и неживого.

Верхней «частью» составного существа, несомненно, был человек. Жуткая фигура скрючилась над механическим чудовищем, у которого не было ни лап, ни копыт. Только сверкающие диски, гипнотизировавшие глупую крылатую тварь. И еще рога, в которые двуногий вцепился руками. Плащ всадника облепили мухи – жирным копошащимся слоем. А вслед за ним двигалась колеблющаяся рваная тень, слегка размытая по краям.

Тень летела в двух метрах над землей и была не чем иным, как компактным роем.

* * *

Шестипалый возвращался в город Ин, чтобы помочь «птенцам» с обустройством нового гнездышка. Его дела шли неплохо. Настолько неплохо, что он давно сменил тихоходных копытных животных, нуждавшихся в регулярном кормлении, уходе и частом отдыхе, а также имевших плохую привычку подыхать в самый неподходящий момент, на кроссовый мотоцикл с керамическим двигателем, работавшим на обыкновенной воде. С некоторых пор подобными средствами передвижения, изготовленными в Сердце Республики Припять, снабжались все яйцекладущие первопроходцы.

Шестипалый почти не изменился внешне – во всяком случае, не обнаруживал признаков старения. До трансформации ему оставалось еще не менее пятидесяти циклов. Однако он не терял времени зря. За минувшие сорок пять лет он заложил основу двенадцати «гнезд», сплел двадцать два «кокона», создал восемь «ульев», взрастил четыре «роя» и дважды размножался клонированием. Строго говоря, его нынешняя личность составляла треть от той, старой, побывавшей в человеческом городе пару поколений назад, и тем не менее вобрала в себя опыт всех разделившихся элементов.

Ни один пятипалый не был в состоянии понять это до конца. Мутант и не пытался объяснять. Он просто делал свою работу, не улавливая разницы между грязной и чистой. Пятипалые почему-то считали «грязной» именно работу по очистке и подготовке гнезда. Шестипалому было плевать на их мнение. Он вел трудную, но в целом победоносную борьбу за существование своего вида.

…С трудом продравшись сквозь чащу, мутант наконец обнаружил северный тракт, вернее, то, что от него осталось. Бетон давно превратился в серое крошево. Столбики указателя сожрала ржавчина.

На пригорке, поросшем редким молодняком, шестипалый остановил мотоцикл, заглушил двигатель и окинул ничего не выражающим взглядом открывшуюся перед ним картину.

Его своеобразный мозг отметил незначительные изменения. Это гнездо было одним из самых больших и перспективных. Нельзя упустить такой шанс. Судя по сигналам, которые получал шестипалый, «птенцы» начинали проявлять активность. Но «птенцы» глупы и еще не умеют себя защищать. Самое время вмешаться.