Генералиссимус Суворов. "Мы русские - враг пред нами дрожит!" - Арсений Замостьянов

Да, на такой приступ можно пойти лишь раз в жизни…

Первая весть о победе – конечно, главнокомандующему, молившемуся за Суворова и его воинов. Тому, кто поверил в Суворова и сенсационно назначил его под Измаил в надежде на штурм. Эти слова написаны на обрывке бумаги, как будто ещё под гром артиллерии и лязг сабель: «Нет крепчей крепости, ни отчаяннее обороны, как Измаил, падший пред Высочайшим троном Ея Императорского Величества кровопролитным штурмом! Нижайше поздравляю Вашу Светлость». Со знамёнами Суворов послал к Потёмкину «отменно отличного Золотухина, имевшего импульсию и сподручность с дунайским героем Осип Михайловичем» (де Рибасом. – А.З.). Но не все захваченные знамёна попали в официальный реестр. Многие солдаты, вопреки стараниям офицеров, так и щеголяли, опоясанные турецкими знамёнами.

В жестоких боях под стенами крепости и на улицах Измаила погибшими и ранеными русская армия потеряла больше пяти тысяч человек. Из 650 офицеров, участвовавших в штурме, 70 остались в измаильской земле, около 300 получили ранения. Они сознательно шли на смертельный риск. Красноречивые цифры – вот такое бесстрашие царило в сердцах учеников Суворова. Были уничтожены 27 тысяч турок, остальные 10 тысяч попали в плен. По легенде, лишь один турок остался живым и не попал в плен! Он нырнул в Дунай, ухватился за бревно – и, незамеченный, добрался до берега. Поговаривали, что именно он принёс турецким властям весть об измаильской катастрофе.

Да, для каждого участника штурма Измаила битва стала своего рода игрой в русскую рулетку, но Суворову все-таки ещё в преддверии штурма удалось предопределить результат, казалось бы, непредсказуемого предприятия. Бессонными ночами – недаром ведь ходили слухи о том, что перед важными боями Суворов неделями не смыкал глаз – он просчитывал стратегию победы. Отвага подкрепляла расчет. Штурмом Измаила была предопределена победа нашей Родины во второй Русско-турецкой войне.

В первом рапорте Потёмкину Суворов писал лаконично, ещё не остыв от битвы. Через десять дней, когда прошло опьянение победой, после молебнов, Потёмкину был направлен подробный рапорт, в котором упомянул десятки имён героев штурма. Не забыл Суворов и о самом молодом русском военачальнике: «Бригадир и кавалер Платов, поощряя подчинённых своих к порядку и твёрдости под сильными перекрёстными выстрелами, достигнув рва и нашед воду, в том только месте находящуюся, не только не остановился, но сам перешел оную, служил примером и с неустрашимостью влез на вал, разделяя на три части колонну, поражая неприятеля, овладел куртиною и пушками и много дал пособия с препоручённым ему войском к преодолению далее неприятеля и за соединением с колонною Орлова, вылазку, сделанную с Бендерских ворот, опрокинув, был он, Платов, сам повсюду примером храбрости». И так – о десятках генералов, полковников, майоров, поручиков… Умел Суворов запоминать и ценить подвиги своих «чудо-богатырей» и рассказывал о них в рапортах подробнее, чем это было принято. Конечно, благодарная армия такого отношения не забывала…

Сергей Иванович Мосолов – суворовский соратник, генерал-майор, проживший долгую жизнь, оставил воспоминания о штурме Измаила, под стенами которого он сражался сорокалетним премьер-майором: «Штурм продолжался 8 часов и некоторые колонны взошли было в город, опять выгнаты были. Я из своего баталиона потерял 312 человек убитых и раненых, а штаб и обер-офицеры или ранены или убиты были, и я ранен был пулею навылет в самой амбразуре в бровь и в висок вышла и, кабы трубач меня не сдёрнул с пушки, то бы на ней и голову отрубили турки. На рампар я взошёл первый, только предо мною по лестнице 3 егеря лезли, которых в той амбразуре турки изрубили. Ров был так глубок, что 9-аршинная лестница только могла достать до берму, а с берма до амбразур; другую мы наставляли. Тут много у нас солдат погибло. Они всем нас били, чем хотели. Как я очнулся от раны, то увидел себя только с двумя егерями и трубачом. Протчие все были или перебиты или ранены на парапете. Потом стал кричать, чтобы остальные офицеры сами лезли с егерями из рва вверх, придавал им смелости, что турки оставили бастион. Тогда ко мне влезли поручик Белокопытов и подпоручик Лавров с егерями здоровыми. Мы закричали ура и бросились во внутрь бастиона и овладели оным. Но однако ж много егерей тут было изрублено и офицер один убит, а меня, хоть и перевязали платком, намочив слюнями землю, к ране приложил трубач, но всё кровь текла из головы: ослабел и пошёл лёг на банкете…» (банкетом называлось возвышение с внутренней стороны вала для ружейной стрельбы через бруствер – АЗ.).

После боя Александр Васильевич счёл необходимым обстоятельно рассказать о сражении боевому товарищу, соратнику по второй екатерининской Русско-турецкой войне, чьё имя в истории навсегда связалось с именем Суворова. Речь идёт, конечно, о принце Кобургском. Сколь ни критически Суворов оценивал воинские доблести принца – всё равно он гордился уважением столь титулованной особы. И писал ему не просто как союзнику, но как другу, подробно, цветасто, по-суворовски доверительно. Это письмо – один из наиболее интересных источников наших представлений о штурме Измаила: «Гарнизон состоял действительно из 35000 вооруженных людей, хотя Сираскир и получил провианту на 42 000. Мы полонили: трех-бунчужного Пашу Мустафи, 1 Султана, сына Сираскова, Капиджи Башу, множество Бим-Башей и других чиновников. Всего 9000 вооруженных людей из коих в тот же день 2000 умерло от ран. Около 3000 женщин и детей в руках победителей. Тут было 1400 армян, всего 4285 христиан, да 135 жидов. Во время штурма погибло до 26 000 турок и татар, в числе коих Сираскир сам, 4 Паши и 6 Султанов. Нам досталось 245 пушек и мортир, все почти литые, 364 знамена, 7 бунчугов, 2 санджака, превеликое множество пороху и других военных снарядов, магазины полные съестных припасов для людей и лошадей. Добычу, полученную нашими солдатами, ценят свыше миллиона рублей. Флотилия турецкая, стоявшая под батареями измаильскими, совершенно почти истреблена так, что мало осталось из оной судов, которые бы можно было, вычиня, употребить на Дунае.

Лубочный образ А. В. Суворова

Мы потеряли убитыми в приступе: 1 бригадира, 17 штаб-офицеров, 46 обер-офицеров, да 1816 рядовых. Ранено: 3 генерал-майоров, граф Безбородко, Мекноб и Львов, около 200 штаб– и обер-офицеров, да 2445 рядовых». Суворов не скрывал, что штурм выдался кровопролитный: на этот раз боевая задача не позволяла избежать серьёзных потерь. Впечатление, произведённое турецкими потерями, хорошо передаёт известная легенда о единственном спасшемся янычаре, который-де бежал из крепости и на бревне переплыл Дунай.