Братья Райт. Люди, которые научили мир летать - Дэвид Маккаллоу
Шрифт:
Интервал:
После этого он добавил в качестве отцовского назидания:
«Мы учимся на своих несчастьях, а невзгоды делают наши сердца добрее».
В Камп д´Авуре было 8 часов утра 18 сентября, когда Харт Берг пришел в ангар Уилбура, чтобы сообщить ему новости об Орвилле. Сначала Уилбур, казалось, не воспринял услышанное. На поле уже собралась тысяча зрителей. Погода была идеальной для полетов. В Ле-Ман приехало больше народу, чем когда-либо, чтобы посмотреть, как он летает. Однако из уважения к лейтенанту Селфриджу Уилбур отложил все полеты до следующей недели, после чего заперся в ангаре, отказываясь видеть кого-либо, за исключением Берга и еще пары человек из тех, кто хотел утешить его.
«Теперь вы понимаете, почему я всегда считал, что должен быть в Америке с Орвиллом, – сказал он. – Две головы всегда лучше, чем одна, когда нужно проверить машину».
Оставшись один, он сидел, уронив голову на руки. Когда в ангар вошел еще один друг – скорее всего, Леон Болле, – Уилбур посмотрел на него глазами, полными слез, и сказал, что если что-то и могло вынудить его отказаться от решения проблемы полета, то этим «что-то» был бы подобный инцидент. Затем, резко встав на ноги, он заявил: «Но нет, мы решили эту проблему. С нашей помощью полеты перестали быть экспериментом, они превратились в демонстрацию».
Другие присутствовавшие видели, как он борется со своими чувствами. Он спросил о деталях происшествия, но их никто не знал.
Едва перебравшись в Камп д´Авур, Уилбур обзавелся велосипедом, и теперь он поехал в расположенный в 13 километрах Ле-Ман в надежде узнать последние новости из Форт-Майера. В течение какого-то времени его можно было видеть нервно ходящим из угла в угол в вестибюле гостиницы «Дофин». Он очень сожалеет об «этом деле», сказал он подошедшему корреспонденту «Геральд де Пари».
«Мне кажется, что я в какой-то степени несу ответственность за смерть бедного Селфриджа, и пока не могу давать разъяснения по поводу катастрофы.
Конечно, когда имеешь дело с аэропланами или чем-то механическим, всегда существует вероятность какой-либо поломки, но до сих пор мы воображали, что устранили все опасности…
Больше всего в этой ситуации я беспокоюсь об отце – ему почти 80 лет. Он примет то, что произошло, близко к сердцу. Он всегда очень переживал из-за наших испытаний, но до сих пор у него не было серьезных причин для этого».
Ближе к сумерками Уилбур сел на велосипед и отправился обратно в Камп д´Авур.
В письме Кэтрин, отправленном на следующий день, он написал, что не перестает думать: будь он рядом с Орвиллом, ничего не случилось бы.
«Я не считаю, что Орвилл не способен сам сделать эту работу, но я понимаю, что его окружают тысячи людей, которые с самыми дружескими намерениями тратят его время, расходуют его силы и не дают ему возможности нормально отдохнуть.
Если бы я был там, то смог бы сдержать посетителей, пока он работает, или он сдерживал бы их, пока работаю я… Люди считают меня неразумным, потому что я не люблю, когда другие делают пусть даже что-то маловажное с моим самолетом. Говорят, что я ползаю под ним, хотя другие могли бы выполнить эту работу вполне себе хорошо. Но я занимаюсь этим отчасти потому, что так смогу заметить, если где-то что-то окажется не в порядке».
В заключение он написал, что понимает, как взволнован отец состоянием Орвилла, но в конце концов все наладится, в этом он уверен.
В тот же день, 19 сентября, епископ Райт, сидя за письменным столом в своей комнате на втором этаже их дома в Дейтоне, написал Уилбуру примерно в том же духе:
«Печально, что Орвилл пострадал, и неприятно, что его успехи откладываются. Очень прискорбно, что погиб лейтенант Селфридж. Я крайне опечален его смертью. Но успех вашего изобретения – дело решенное. К вам еще придут светлые дни».
В понедельник 21 сентября в Камп д´Авур Уилбур был снова в деле. В присутствии 10 000 зрителей он, как сам любил говорить, «взял быка за рога», пролетев 1 час 31 минуту и 25 секунд, преодолев расстояние в 64,4 километра и установив таким образом новый сенсационный мировой рекорд.
В огромной толпе стоял посол Соединенных Штатов во Франции Генри Уайт, о котором рассказывали, что он волновался больше всех присутствующих и, «забыв о своей обычной дипломатической сдержанности», побежал по полю, чтобы первым пожать руку Уилбуру.
III.
Кэтрин прибыла в Вашингтон рано утром 18 сентября. Чарльз Флинт и два офицера встретили ее на вокзале и сразу отвезли на принадлежавшем войскам связи автомобиле на другой берег реки в Форт-Майер. В госпитале Кэтрин ожидал молодой военный врач, который проводил ее в палату Орвилла.
«Я увидела, что Орвилл выглядит довольно плохо», – сообщала она в письме Лорину. На его лице было несколько порезов. Самый глубокий виднелся над левым глазом. У него так все болело, что он не мог вынести, когда до него дотрагивались. Его нога была не в гипсе, как она ожидала, а в «чем-то вроде люльки», подвешенной на веревке к потолку, написала она Уилбуру.
«Когда я вошла, его подбородок дрогнул, а в глазах показались слезы, но он быстро овладел собой. Конечно, он был очень ослаблен из-за потрясения». Днем Орвилл разнервничался и был на грани срыва. «Я думаю, это из-за того, что они что-то делали с его ногой. Я вымыла открытую часть его лица, грудь и плечи. Это его немного успокоило».
Ей понравились доктор и дежурный медбрат. Она с удовлетворением отмечала, что в палате очень много цветов и стоит огромная корзина с фруктами, а на краю стола лежит стопка телеграмм, включая ту, в которой говорилось: «Тысяча гордящихся вами учеников и учителей "Стил хай скул" единогласно выражают свое сочувствие и поддержку».
«Я выражу признательность за все записки и телеграммы, – сообщала она. – Тут в палате есть стол, за которым я могу писать. Немного погодя я смогу читать ему».
Пока нельзя было сказать, как долго Кэтрин придется пробыть рядом с Орвиллом. Его ранения не опасны для жизни, подчеркивала она, однако нет сомнений в том, что пройдут недели, прежде чем он сможет выписаться.
Сначала Кэтрин жила у семейной пары по фамилии Ширер – родственников их дейтонского друга. На то, чтобы добраться до больницы от их дома в Вашингтоне на трамвае с тремя пересадками, у нее уходил целый час. Однако каждый день она была у кровати Орвилла без опозданий. Иногда, когда Кэтрин чувствовала себя слишком усталой, чтобы возвращаться в город, она оставалась ночевать в госпитале.
Орвилл выздоравливал довольно медленно. «Прошлая ночь была для младшего брата довольно тяжелой и сегодняшнее утро тоже», – писала Кэтрин отцу. Его нога сломана в двух местах, объясняла она, но переломы «были безосколочными и произошли в самых что ни на есть "удачных" местах» – в бедренной кости левой ноги. Доктора сделали все возможное, чтобы нога не стала короче, и, очевидно, им это удалось. Сломанные ребра приходилось туго перевязывать, и из-за этого Орвиллу было трудно дышать.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!