Песнь Серебряной Плети - Бранвена Ллирска

Признаться честь по чести, он и сам не знал, почему избегает встреч с фоморкой. По какой причине ему было проще протопать семь тысяч ступеней по винтовой лестнице, нежели последовать вполне адекватному совету Нёлди. Ну, обломала она тебя, конечно. Жестоко обломала. И что теперь? «Как она могла, я же так неотразим, вон, даже в зеркалах не отражаюсь?»

Спору нет, неприятно, когда уже, считай, стянув трусики и раздвинув ножки, подружка вдруг вспоминает, что на кухне булькает суп, в ванной течет кран или где-то во дворе ее возвращения с разведки ждут два оболтуса-фейри. Как ни странно, думаешь в такой момент не о том, какая она умница, что помнит о таких ответственных и важных вещах, а о том, что в тебе она, похоже, не слишком заинтересована.

Конечно, когда в твоем распоряжении было пару миллиардов взрослых самок человека, единственной реакцией на подобного рода конфуз было бы: сама дура, не знает, от чего отказывается.

Ну да, когда ты — единственная живая особь женского пола на этом свете, можно и выкобениваться!

Так дело только в этом?

Вряд ли… Было бы все так, ты бы просто пошел к ней, зашвырнул ее очередной бесценный фолиант куда подальше и оттрахал ее прямо на полу библиотеки, к вящей радости наблюдающих с нижнего этажа!

Или ты просто боишься ее?

Ну, может, и боюсь. А то я не знаю, на что эта братия способна! Знал бы никс, с кем связывается — тоже б, небось, тогда обделался. Ему еще крупно повезло, что способности фоморки пребывали «в спящем режиме»! Дерьма бы от него не осталось, проснись она раньше!

Вот только Эйтлинн отчего-то тоже избегала Киэнна. Пятые сутки кряду не выползая из своего проклятого фоморского книгохранилища. Конечно, еще хорошо, что она не облюбовала одну из двух других библиотек — на шестисотом или на девятьсот сороковом. Таскать воду туда было бы куда печальнее.

Обойти Стеклянную Башню целиком им, понятное дело, оказалось не под силу. Еще бы: почитай, тысяча этажей, каждый из которых дал бы фору крупнейшему торговому центру Америки! К счастью, будучи немного знакомым с замковой механикой, Киэнн сразу посоветовал не слишком задерживаться на первой сотне этажей. Но оказалось, что можно было смело пропускать даже первых две или три сотни: по большей части, это явно были комнаты для слуг или низших сословий (пес этих фоморов знает!), складские помещения, сторожевые, оружейные и то ли бывшие зверинцы, то ли камеры для пленников. Постепенно вслед за ними стали появляться обширные детские, гостиные, обеденные, залы для фехтования и стрельбы, какие-то игровые залы и битком забитые экзотическими нарядами гардеробные. В одной из последних Эйтлинн неожиданно зависла на несколько часов. После чего облачилась в текучее полупрозрачное платье, казалось, сшитое не из ткани, а из морских волн, на гребнях которых плавно покачивались жемчужины звезд. Для того, чтобы хоть что-то прикрывать, этот наряд, конечно же, не предназначался…

А потом стало понятно, что даже задерживаясь на каждом из этажей на каких-нибудь полчаса, они рискуют потратить на осмотр несколько недель. И по мере удаления от подземного яруса с его колодцем, все сильнее обрывалась связь с единственным средством поддержания жизни в этом мертвом краю. Потому как, чего они здесь так и не нашли (не считая главной цели своих поисков: выхода), так это запасов пищи и питья. Ну и девочек тоже, конечно. Хотя на последнее никто и не рассчитывал.

Фит фьята с замка упала в момент открытия колодца. Однако если Эйтлинн, по ее заверениям, теперь видела башню во плоти из мрамора и рубинов, то для Киэнна и двух других фейри стены и потолки оставались стеклянными. В чем, конечно, были определенные преимущества: раздолье для вуйериста! Судя по всему, этих самых фит фьята на фоморскую башню было насажено куда больше одной, ни дать ни взять слоеный пирог. Так, о еде не думать…

Любопытно, что фоморка опять не помнила, как ушла в транс и пропела песнь Глейп-ниэр. При ней Киэнн по-прежнему избегал называть вещи своими именами, предпочитая звать леденящее кровь заклинание «песней шторма». — А может уже хватит лгать? Она должна знать, что делает. Или ты все же предпочитаешь идти за слепым провожатым?

Пожалуй, это было ещё одной причиной, по которой он так старательно увиливал от разговора с Эйтлинн. Может быть, даже самой веской причиной. По крайней мере, «я трушу сознаться в очередной лжи» звучит куда более знакомо и понятно, чем «я отчаянно хочу оказаться с ней наедине и боюсь, что она пошлет меня нахрен». Потому что последнее — чистейшей воды идиотизм. Ты идиот?

А ведь пошлет как пить дать. Ну, а чего ты ждал? Радуйся, что разгуливаешь на свободе, а не сидишь в одной из тех сраных клеток, низшее создание!

Исходя из того, что Киэнн имел возможность здесь наблюдать, фоморская культура отличалась от всех прочих культур фейри, с которыми ему доводилось ранее сталкиваться. Она была несомненно древнее и диковиннее, а главное — она была оторванной ото всего другого мира. То ли в силу многовековой изоляции, то ли по причине легендарной нетерпимости фоморов к представителям прочих рас и народностей Маг Мэлла. Впрочем, Киэнн был далеко не уверен, что последнее также не есть продукт враждебной пропаганды и элементарная фальсификация истории. Как бы то ни было, почти все артефакты, на которые четверка незваных гостей то и дело натыкалась в покинутой хозяевами башне, казались им непостижимыми творениями безумцев. Судя по всему, владыки Аннвна играли в игры, правил которых не знал никто из фейри, сражались оружием, какого ни Киэнну, ни Нёлди и Шинви в жизни не приходилось видеть, и, вероятно, извлекали музыку из инструментов, ни один из которых им не удалось заставить заговорить.

А вот кормились они определенно не святым духом. Судя по наличию обеденных столов, огромного количества вполне узнаваемой посуды и даже отдельных помещений, напоминающих самую обыкновенную дворцовую кухню — когда-то тут стряпали и всласть пировали. Но неистощимых запасов провизии последние обитатели замка, похоже, не оставили. А если и оставили, то упрятали достаточно хорошо. Конечно, питья из фоморского колодца вполне хватало для поддержания жизни — эта водичка, должно быть, и мертвого подняла бы! Но унять волчий вой в желудке она не могла. А бессмертные поросята Мананнана и вечно возрождающийся вепрь Вальхаллы, надо думать, околели вместе со своими хозяевами и больше не оживали с тех пор.

Поросята… Наверное, за кусок жареной свинины он бы сейчас сплясал голышом на раскаленных углях. Можно с козлиной бородой на причинном месте, без разницы. Кажется, не думать о еде было еще сложнее, чем не думать о Эйтлинн.

Она сильно изменилась за последние дни. Конечно, он видел ее только мельком, но не мог не заметить, что карие глаза фоморки стремительно набирали ранее несвойственной им янтарной желтизны, а веки стали почти прозрачными, отчего взгляд порой казался немигающим. Русые кудряшки внезапно распрямились, потемнели и отросли на добрый десяток дюймов за неделю. Хотя, конечно, время Киэнн считал по своим внутренним часам и кто знает, насколько он ошибался?

Киэнн добрался до колодца и принялся наполнять бутылки. Почти все прихваченные в дорогу снадобья Нёлди пришлось вылить — не считая тех, что втихаря высосал Шинви, пока ждал возвращения фоморки. Небольшие припасы съестного они тоже поначалу выбросили — те поменяли цвет, вкус и запах, так что казались исключительно неаппетитными. Но пару дней спустя пожалели о проявленной расточительности. И как-то потихоньку, кривясь, давясь и косо поглядывая друг на друга, замели все, что осталось. Эйтлинн к отбросам не притронулась. Она всегда проявляла одно лишь исключительное благоразумие. Интересно, как она только умудрилась потерять девственность до свадьбы?