Сиротская Ойкумена - Игорь Старцев

– Не больно и хотелось! – с ревнивой усмешкой крикнул Краснов им вслед. – Стоило за этим из лаборатории тащить? Дело ясное, не тяните с ним.

– А ты, слышь, недобитый – прощайся с жизнью, тварь! – с отчаянным весельем орал ассистент, когда они были на лестнице. Раздался одиночный выстрел, но кто стрелял и в кого – было уже не понять.

Они вышли из института в промозглый холод, когда нежные распевы азана прорезали серое городское утро. Седые дымные косы криво висели над городом – похоже, потушили площадь. В дыму роились мелкие дроны, как столб летней мошкары.

– Чего с ним церемониться? Вывести за корпус – и к стенке, – услышал Постников. Ответа на эти слова он не разобрал, но вместо рекомендуемой неизвестным стенки он неожиданно опять увидел на дорожке раскручивавший задний винт красный аппарат. Было хорошо видно, что балка его несущего винта имела заметный наклон назад, что вместе с наличием развитых плоскостей и особенно толкающего винта выдавало не вертолет, а автожир, который не мог взлетать вертикально в безветренную погоду. Постников был снова усажен на заднее сиденье, свист двигателя разросся, красная машина поехала все быстрее по дорожке и через пару десятков метров легко сорвалась в полет и перемахнула через ограду НИИ, с клекотом набирая высоту.

Постникову на сей раз достался шикарный обзор. В городе внизу, похоже, разворачивалась настоящая бойня. Через боковое стекло он наблюдал, как над пестрыми крышами тяжелый транспортный вертолет пытался уклониться от трассеров, густо бивших по нему с земли. Чем это закончилось – осталось неизвестным, потому что автожир начал полого пикировать на перекрестке, спускаясь в город. Внизу он не направился к городскому центру или в сторону «Наперстянки», как с некоторой тревогой предполагал Постников, а направился в противоположную сторону через улицы двухэтажных, притихших в смертельном ужасе домов, миновал пропускной блокпост и вскоре выскочил из-под купола на открытый воздух.

В этом воздухе шел небольшой снег, и после тепличной атмосферы Дубов Града казалось очень ветрено и холодно. Возле щербатой асфальтовой дороги трое оборванных до лоскутов бедолаг пытались обогреться у костра, в пламени которого мрачно чадили автомобильные покрышки. Бродяги проводили взглядами красную стрекозу и равнодушно отвернулись к огню, отгороженному от ветра картонным экраном, но ветер все равно таскал дым и копоть горелой резины куда ему только заблагорассудится. После старых бетонных заборов, оголенных стропил, пустых окон и сгоревших автозаправок автожир вылетел в голое поле и оказался на небольшом голом полустанке. Монорельсовая дорога пробегала с юга на север через равнину в помертвевших осенних травах. Все, что доступно было взгляду, уже было присыпано снегом. Земля вокруг платформы засорена была страшно, мусор громоздился пестрыми сугробами вровень и даже выше нее. Взвихрился торнадо из пустых бутылок, листьев и веток. Аппарат коснулся припорошенной земли, мягко сел на авторотации, остановив задний винт, и затормозил у края перрона. Мусорный торнадо улегся, отчего сразу отлично развиднелось.

– А, – дружелюбно закричали с платформы, – вот и наш бесценный покойник!

Посреди маленького полустанка сидел на скамье небольшой и сухонький старичок опрятного вида и с гвардейскими седыми усами. На нем красовалась залихватская тирольская шляпа стального цвета с легкомысленным перышком и хорошо сидящий твидовый костюм. Помахав высаженному Постникову, он в задумчивости начал ковырять бетон концом трости.

Был этот самый старичок не просто подозрительным или странным, а каким-то неправильным. Первым делом по мере приближения стало заметно, что этот человек – очень маленького роста, самый настоящий карлик. Кроме того, Постникову, внимательно изучающему сидящего, стало понятно, что этого деда перед ним попросту нет. Вместо этого демонстрируется визуальная имитация через камеры постниковского вживленного смартфона – и смартфон, оказывается, работает.

– Кто вы такой? – подозрительно спросил Постников.

– Станционный смотритель на пенсии! – невозмутимо отозвался дед. – Сами-то догадаетесь, нет?

– Какой вы, к черту, смотритель? Впрочем, мне все равно.

Подцепив концом трости какое-то кольцо, старик поднял его и сдул пыль. На кольце болтались гнутые проволочные усы характерной формы. Чека гранатного взрывателя.

Он показал свою находку Постникову.

– Знаете, что это такое? Такого добра в наших краях навалом. Три года назад в «Наперстянке» вспыхнул большой голодный бунт – дети с голоду распухали, как в той вашей Африке. Что тут началось! Полицию в Дубов Граде повыбили, семьи полицейских тоже. Но нашим удалось запустить приемник на болотах, и сюда пришли ЧВК с той стороны. Вооружены они были до зубов, бронетехника была, даже ударные вертолеты, я не говорю про водометы, газы – всего в избытке, и боевых патронов тоже не жалели. Две недели ада, по улицам не проехать из-за гор трупов, но зато сразу – тишина. Раненых было много, калек. Страшное время, не дай бог такое снова пережить… Людей жалко, все лезут и лезут, дурачье… Ну как – догадались, кто я такой?

– Да, – угрюмо отозвался Постников, чувствуя тонкую нить отчаяния под самым сердцем. – Вы странное существо и настоящий изувер. И Соня ничуть не лучше вас!

Старик звонко и молодо расхохотался.

– Брендан! Вы с ним уже повстречались! Как же, узнаю его стиль! Острый на язык ирландец – это он прозвал меня «поручик Дуб». Да только врет вам ваш Лофтус. Всегда врет как сивый мерин. Впрочем, у всех свои слабости, – миролюбиво продолжал старик. – Некоторые предпочитают потери и напрасные страдания, а иным нравится побеждать, не считаясь с ценой. Дерзкие и твердые всегда в итоге оказываются наверху, а мягкие, толкующие о гуманизме и прочих вчерашних материях, неизбежно превращаются в презренных изгоев. Уж такова, простите, суть жизни.

Охотятся-то все на вас – да только старый лис Горемыкин их здорово запутал. Но дело слишком уж рискованное – все-таки миллиард живых душ. Вы еще не в курсе, кто и зачем этой ночью атаковал институт? Это не были мародеры и не экстремисты. Это были профи, элита натовских спецслужб, и явились они строго по вашу душу. Брюссель дал понять, что скрипач – не нужен, но распорядился взять его живым. Вы, кстати, не вздумайте говорить, что ваша фамилия не Загоруйко. Дольше проживете, глядишь.

– Почему вы назвали пытку «Коридором жизни»?

– Это хороший и правильный вопрос. Потому что жизнь в своей основе – всегда трагедия, и неизбежно заканчивается одинаково для всех. Я захотел, чтобы люди это поняли и научились ценить остаток своего времени.

И напоследок: запомните, приезжий. Этот чертов Модератор ведет все к катастрофе. Он погрузился в свои иллюзии, потому что страшно боится вторжения извне. Но в итоге это приведет лишь к тому, что связь