Потомки - Кауи Харт Хеммингс

— Сиду здесь легче? — спрашиваю я. — С нами?

— Не знаю, — отвечает Алекс.

— А тебе? Тебе с нами лучше?

— Да.

Я жду, что она еще что-нибудь скажет, но она молчит. Мы подходим к выходу с пляжа, и Алекс сбрасывает с себя туфли. Здесь песок сухой и рыхлый. Я провожу рукой по лицу. Я не брился уже дня четыре. Брайан наверняка будет чистеньким и свеженьким, словно только что из душа, его жена и дети тоже, и мне кажется неправильным идти к нему в таком виде. Мне нельзя выглядеть хуже, чем он. Я кричу Сиду и Скотти, чтобы остановились. Когда мы подходим к ним, я сообщаю, что мы идем к той женщине в шляпе, у которой двое сыновей.

— Ты имеешь в виду того придурка, который чуть не утонул? — спрашивает Скотти.

В уголках ее рта следы белого фруктового коктейля, и из-за этого Скотти немного смахивает на припадочную.

— Да, — отвечаю я.

До меня доходит, что эти мальчишки могли стать моим дочерям братьями. Мне почти хочется этого — вот это была бы месть так месть — напустить на Брайана моих разъяренных дочерей. Против них он бы ни за что не выстоял.

Алекс уходит вперед, на ходу трогает Сида рукой, и он идет за ней. Я знаю, что она передает ему наш разговор. Он оглядывается на меня, затем гладит Алекс по голове жестом, в котором мне видятся и близость, и холодность.

Я беру Скотти за руку, чтобы она не побежала их догонять.

— Она тебя пригласила? — спрашивает она.

— Нет. Мы просто зайдем на минутку. Я знаком с ее мужем. Мне нужно с ним поговорить.

Алекс и Сид подходят к нам.

— Неплохо, — говорит Сид.

— А ты как думал? — отвечаю я.

Отлив закончился, и от пляжа осталась одна кривая широкая полоса песка с отметинами прошлого прилива. Солнце село, но люди, которые пришли полюбоваться на закат, все еще сидят в шезлонгах, пьют вино и пиво. Плечи у них голые, как будто они все равно загорают. Когда мы подходим ближе, я чувствую, что я на пределе.

Я оглядываюсь на Сида, наверное ища поддержки, но ему не до меня. Каждый раз, когда он молчит, мне кажется, что он думает об отце, и тогда мне становится страшно и хочется отойти. Я даже почти что злюсь. Это мне не до него! У меня самого масса проблем, я не могу заниматься еще и его проблемами! Какое мне дело до порно, морских ежей, юной любви, но вот я почему-то должен всем этим заниматься.

Впереди показывается пирс, и какие-то дети бегут сначала к воде, затем вверх по склону. Скотти бежит к ним. Интересно, в каком возрасте перестаешь таскаться следом за старшими ребятами? Мы подходим ближе, и я вижу, что это сыновья Брайана. Я перевожу взгляд на людей в шезлонгах, которые загорают при свете звезд, но Брайана с женой среди них нет.

Облако закрыло луну, и от ее ярких лучей, бьющих из-за черного пятна, лунные облака похожи на рентгеновский снимок. Слышно, как волны с шипением набегают на песок, словно кто-то трясет коробку с битым стеклом. Мальчишки играют с мячом и бегут в нашу сторону. Младший бьет по песку кулаком.

— Родители дома? — спрашиваю я.

Для мальчишки, который играет на пляже, он выглядит на удивление чистеньким. У моей Скотти под ногтями черная каемка, а я все забываю их почистить.

— Ага, — отвечает он.

— Смотрят порно? — спрашивает Сид, подходя к нам.

Мальчик торжественно кивает, и по этому кивку видно, что он не понимает, о чем речь.

— Скотти, ты хочешь остаться здесь поиграть? — спрашиваю я.

— Ага! — откликается она.

— «Да», — поправляю я.

К нам бежит ватага из четырех мальчишек, пытающихся поймать летящий мяч. Я хочу крикнуть Скотти: «Осторожно!» — но она с ходу вступает в игру и подпрыгивает высоко в воздух, пытаясь достать мяч, который улетает куда-то в сторону.

— Сид, ты за ней не присмотришь?

Сид бросает взгляд на дом. За ухом у него цветок.

— Присмотрю, — отвечает он. — Я побуду здесь.

Скотти идет по пляжу туда, где стоят ребята постарше. Старший сын Брайана объясняет им правила какой-то игры.

— Погоди, — говорит он Скотти, останавливая ее жестом. — Тебе сколько лет?

— Десять с половиной, — слышу я.

— О’кей, можешь играть, но больше никого не принимаем, ясно? — говорит он.

Сид проходит мимо и закуривает сигарету. Дети восхищенно смотрят на него. Нужно сказать ему, чтобы не курил. А впрочем, какое мне дело?

Старший мальчик продолжает объяснять. Такое впечатление, что он посылает их на войну.

— А ты лучше не лезь, — говорит он кому-то. — Я не собираюсь за тебя отвечать.

О господи.

— Эй, сынок, — окликаю я его, когда мы с Алекс проходим мимо. — Как ты себя чувствуешь? Ты ведь сегодня чуть не утонул.

Он бросает быстрый взгляд на приятелей.

— Все нормально, — отвечает он и, понизив голос, добавляет: — Начали.

Мы с Алекс продираемся сквозь живую изгородь и подходим к дому.

Мы медленно идем по лужайке. Впереди маячит маленький дом.

— Что я ему скажу? — невольно вырывается у меня, и я тут же жалею о своих словах. Нельзя проявлять слабость. Моя дочь должна думать, что я знаю, что делаю.

— Скажешь, что мама умирает, — спокойно отвечает Алекс. — Сделай так, чтобы вы остались наедине. Я думаю, это будет нетрудно. Когда он узнает, кто ты, он сам постарается увести тебя из дома.

— Прости, что втянул тебя в эту историю, что рассказал о делах матери. Я просто эгоист.

— Да ладно, я и так все про нее знаю. — отвечает она.

Она ничего не знает. Не знает о том, как ее мать боролась за Брайана и за их совместную жизнь. О том, чего она боялась, как любила свою дочь. Она ничего не знает, впрочем, и я тоже.

В кухонном окне мелькают две головы, затем за сетчатой дверью показывается миссис Спир с тарелкой котлет для гамбургеров.

Алекс подталкивает меня локтем. Я боюсь ее напугать. Господи, зачем мы здесь?

— Привет! — говорю я.

Алекс машет рукой.

Сетчатая дверь распахивается, и перед нами возникает миссис Спир. Трудно сказать, рада ли она нашему приходу.

— Привет, — отвечает она. — Как дела? Очень хорошо, что зашли. Мы тогда убежали, и я даже не успела…

Мы стоим возле ступенек крыльца.

— Я просто идиот, — говорю я. — Я же знаю вашего мужа, я об этом только сейчас вспомнил. Мы возвращались в отель из «Тики», я увидел на пляже ваших мальчиков и решил заскочить к вам, чтобы поздороваться. И повидаться с Брайаном.

Алекс смотрит на меня и одними губами произносит;