Тощие ножки и не только - Том Роббинс

Кажется, Перевертыш Норман приготовился выйти из своего ступора. Эллен Черри уловила признаки – то, как начали подрагивать его девичьи ресницы, как разгладились – так разглаживается сложенный бумажный лист – складки на лбу. И все равно она не удержалась и выпалила:

– Так вот почему вы устраиваете пикеты и бросаете бомбы в наш ресторан? Только потому, что, по-вашему, стремление к миру и братству нарушает некий спущенный сверху график смерти и разрушения?

– Тише, успокойся. Да, мы можем устраивать пикеты, и мы можем – но мы этого не делаем – подкладывать бомбы. Ты и твой Бумер, эти ваши чертовы янки с их жополицией просто делаете скоропалительные выводы. – И Бадди Винклер сверкнул золотыми зубами, готовыми жадно впиться в сладкий пирог вечной жизни. – Ваша кафешка – это так, мелочь. Никому не нужная мелочь. Когда Батальон Третьего Храма бросит свой динамит, он выберет себе цель гораздо более значимую, чем какая-то там зачуханная забегаловка. Это я тебе обещаю.

– И что же это будет?

– Тс-с. Я и так уже много чего наговорил. Но так и быть, раскрою еще одну тайну. Эти твои араб с евреем с их миротворческой кафешкой – не мы на них в первую очередь точим зуб, а свои же. Арабы и евреи.

Эллен Черри была вынуждена признать, что, по-видимому, так оно и есть.

– Но почему? – недоумевала она.

– Потому что эти двое на самом деле не араб и не еврей. Они неверующие! Араб, этот ваш Хади, о нем уже давно известно, что он неверный, а вся его жизнь – надругательство над заповедями ислама. Да свои его к Мекке и на пушечный выстрел не подпустят. А эта еврейская морда, Коэн, когда, позвольте поинтересоваться, он последний раз был в синагоге? И пусть он говорит с жидовским акцентом, от которого за милю несет тухлым шмальцем, меня не проведешь – небось дома говорит на чистейшем английском, как и мы с тобой. И как у них только совести хватает выдавать себя за представителей своих народов, когда ни один из них не придерживается верований предков?

– Они добрые, порядочные, сострадательные…

– Доброта и порядочность здесь ни при чем! В Последние Времена расплодится немало лжепророков и лжерелигий. А твоя лжерелигия, скажу я тебе, – это твое искусство. А у Верлина, я подозреваю, – футбол. Правда, в этом он не одинок, это уж точно. О религии Пэтси мне даже говорить не хочется. Но самая страшная, самая коварная лжерелигия – это так называемый светский гуманизм. Он такой скользкий, такой изворотливый, со своей так называемой добротой и порядочностью – нет, такое мог выдумать разве что Сатана! Вот-вот, именно его исповедуют эти твои два фальшивых миролюбца. Неудивительно, что они так противны истинно верующим, в том числе мусульманам и евреям. Я сказал Бумеру, а теперь скажу и тебе: я приложу все усилия, чтобы вытащить тебя из этой богопротивной забегаловки, вернуть тебя в законное супружество, где и есть твое место. И я сделаю это, потому что иначе я не ручаюсь за твою безопасность.

* * *

Ранние религии напоминали илистые пруды, в которых плавает листва. В их мутной глубине рыба плескалась себе и кормилась. Со временем, однако, религии уподобились аквариумам. Затем рыбопитомникам. А от малька в рыбопитомнике до замороженной рыбной палочки в холодильнике всего один шаг, вернее, заплыв.

В одном преподобный Бадди Винклер был прав насчет Спайка Коэна и Абу Хади: они оба не кружились безгласно за стеклянными стенами аквариумов их вероисповедания. Более того, они бы наверняка объяснили эту свою удивительную дружбу именно своим неприятием организованной религии. Будь хотя бы один из них активным верующим, как тотчас бы стали невозможны и их дружба, и их деловое партнерство. Догма и традиция наверняка стали бы на пути естественной тяги к братству.

В некотором роде Спайку и Абу удалось украдкой заглянуть за полог, и то, что они там увидели, открыло им следующую истину: организованная религия – главное препятствие на пути к миру и взаимному пониманию. Даже если это и так, это было постепенное откровение, оно разворачивалось медленно и по отдельности для каждого из них – едва осознаваемое поначалу стремление к гуманизму и неприятие религиозной доктрины.

В лучшем случае, когда четвертое покрывало падет, Спайк и Абу будут лучше, чем все остальные, подготовлены к восприятию этой нелегкой истины: религия – вот основной источник человеческих страданий. Она не просто опиум для народа, она для него цианистый калий.

Безусловно, у религии тотчас отыщутся защитники, которые укажут на то, какое утешение она дарит больным, слабым духом, разочаровавшимся в жизни. Что ж, согласимся. Но Всевышний не обязан заниматься одними страждущими! И если кто-то желает узреть лик Божества, он должен разбить стенку аквариума, вырваться на свободу из рыбопитомника, попробовать, преодолевая коварные пороги, плыть против течения, нырять в глубокие фиорды. Нужно исследовать лабиринты рифов, темные, поросшие лилиями заводи. Как это ущербно, как оскорбительно – и для человека, и для самого Бога, – думать о нем как о добром стороже; видеть в нем некоего вечно отсутствующего хозяина рыбопитомника, который держит нас под замком «утешения» тесных искусственных водоемов, куда посредники время от времени сыплют нам тщательно дезинфицированные и прошедшие предварительную обработку хлопья духовной пищи.

Стремление к Божеству заложено в самой природе человека. (Насколько нам известно, оно также присуще белкам, одуванчикам и бриллиантовым кольцам.) Поиск путей к Всевышнему облагораживает наши души и просветляет наши мозги. Возможно, что именно эти две вещи и есть конечная цель нашего бытия.

Что ж, пока никто не спорит. Но подобного рода деятельность нередко вступает в конфликт с принципами политики и коммерции. Политика – это наука о подавлении человека человеком, а как известно, личность в процессе облагораживания души и просветления мозгов с трудом поддается контролю. Вот почему для защиты своих корыстных интересов политики уже давным-давно узурпировали религию. Короли подкупали священников землей, задаривали щедрыми подношениями. После чего совместными усилиями осушили илистые пруды, устроив на их месте аквариумы. Стенки аквариумов были сделаны из невежества и суеверий, скреплены страхом. Эти аквариумы получили называния «синагог», «церквей», «мечетей».

После того, как аквариумы были готовы, уже никто не заводил речь о душе. Зато заговорили о духе. Душа – она горячая и тяжелая. Дух же прохладен, бесплотен и абстрактен. Душа привязана к земле и ее водам. Дух устремлен к небесам и их газам. Из газов рождается огонь. Силен тот, у кого мощнее артиллерия. Уже давно было замечено, что война является логическим продолжением политики. Как только религии стали частью политики, то отправление религиозных культов также рано или поздно должно привести к войне. «Война – это ад». Таким образом, религиозные воззрения ведут нас прямиком в преисподнюю. Причем история однозначно свидетельствует в поддержку этого суждения. (Любая современная религия бахвалится тем, что только ей, и ей одной, принадлежит истина, только она ведает Бога, а ее последователи готовы умирать – или убивать – во имя этого весьма самонадеянного мнения.)