Юность Екатерины Великой. "В золотой клетке" - Маргарита Свидерская

– Благодарю вас, – спокойно произнесла Екатерина, прекрасно понимая, что дарованная свобода мало чем отличается от каземата. Еще меньше от времен покойной Елизаветы Петровны. Но спорить не стала. Приняла смиренный облик, глаза потупила, руки сложила на коленях. А о чем еще говорить?

– Караула нет, во дворце тишина-а-а! – попыталась обрадовать госпожу Шаргородская, когда Екатерина проснулась.

– Тишина, говоришь? Теперь у нас все время будет тишина, не знаю – радоваться, что никто докучать не будет, или огорчаться, что времена прежние настали.

– Опять? И кого гофмейстериной назначили?

– Пока не знаю. Скажут, если не забудут за хлопотами, а может, сами увидим. Как переезжать начнет.

– Сегодня утром я узнала, государь определился окончательно – поход и война с Данией назначены на июнь. Вместе с армией пойдут полки гвардейцев, и семеновцы, и преображенцы, и измайловцы! Дивное дело! – щебетала Шаргородская, не замечая, как изменилась в лице Екатерина.

«О Господи! Григорий!»

– Вот что, Катерина, постарайся на днях провести ко мне Орлова, ты знаешь, где его найти. Скажешь, разговор серьезный, мало ли когда Петр Федорович надумает переехать в Ораниенбаум.

Встретиться с Григорием Екатерина смогла только через неделю, любимый добыл карету, подкинул монет караулу и увез ее, переодетую в мужское платье, проведать сына Алексея. По дороге молчали, но Екатерина чувствовала, что Григорий сердит, недоволен и готов взорваться. Пробыв у Шкуриных несколько часов, также тайно возвратились во дворец. Григорий рискнул пройти и остаться у нее – теперь Екатерина жила в новом Зимнем дворце, ее покои находились в отдалении от комнат Петра Федоровича, и можно было не переживать, что внезапно появится кто-то из придворных и его обнаружит. Шумное соседство с Елизаветой Воронцовой кануло в Лету, примирившись с женой, государь отвел фаворитке комнаты рядом со своими.

Разговор предстоял тяжелый, долгий, и многое нужно было выяснить сейчас.

– Я чуть с ума не сошел, когда мне сказали о твоем аресте, Катя! Чуть не бросился в полк поднимать гвардейцев. Вовремя брат Алексей остановил. Может быть, хватит так рисковать собою? Знаешь ведь – все готово. Дай сигнал, и мы поднимем людей!

– И я испугалась, – ответила Екатерина, прижимаясь к Григорию и пряча лицо, чтобы он не видел, как на ресницах задрожали слезы. – Как еще Катю успела послать к тебе, чтобы предупредить.

– Ответь мне, зачем ты тянешь время? Для чего? Уж не любишь ли ты своего мужа?

– Зачем бы я тогда с тобой была, если бы Петра любила? Не ревнуй, Григорий. Нет у меня к нему чувств. Ты все забрал! – Рука Екатерины пошла путешествовать по груди Григория, взгляд женщины затуманился, она приблизилась к нему, ища его губы, но он увернулся, чем вызвал удивление и слабый протест. Екатерина легко шлепнула его ладошкой, но смолчала, откинулась на спину, облокотившись на подушки. Хочет поговорить? Пусть начинает – ему убеждать ее, не ей. А она послушает и сделает выводы.

– Затем, что боишься! Он открыто тебя оскорбляет. Развод готовит! Не знаешь, что ли, чем для развенчанных государынь на Руси все заканчивается? В монастырь стригут! По их пути пойти хочешь? О сыне подумала? О наследнике?

– В монастырь? Нет, Григорий, для меня Петр Федорович другую дорогу уготовил, не келью, а камеру в Шлиссельбургской крепости.

– И как мы тебя оттуда вытягивать будем?! Я хочу знать сейчас, когда начнем и что ты решила! – Орлов надвинулся на нее.

– Тут и решать-то, Григорий, нечего. Воронцовы и Трубецкие оттеснили меня от супруга, защитница скончалась, Бестужев мог бы помочь, но не выпустит его Петр. Да и в государстве волнения, а государь их не видит, не предпринимает ничего, только законы и манифесты все пишет и пишет! А о последствиях не думает!.. Церкви не боится. Бога не боится. Никто ему не указ. Мне или с ним на гибель идти, или спасать детей, себя. Только кровь невинную я боюсь пролить, не отмолю потом грехи-то! И сидеть, ручки белые сложив, не могу, и согласиться боязно.

– У нас около сорока человек офицеров, десять тысяч солдат наберем. С нами Семеновский, Измайловский и Преображенский полки. Провозгласим тебя императрицей с наследником, а там куда кривая выведет. Вся гвардия, считай, за тебя! А там и другие перейдут на твою сторону. Не простят люди государю прусского мира и неметчины! Дюже обидел он нас. А тут еще и на Данию воевать отправляет. Когда такое было?! Недавно слух пошел, после войны, значит, он нас, гвардейцев, распустит, не нужны мы ему. Это гвардия не нужна! Да пойми же ты, Катерина, самый подходящий момент сейчас мятеж устроить! Чуток подогреть народ в кабаках, и все – готово. Тебе нужно решаться, пока кто другой не сообразил нашими трудами воспользоваться. Не думала, а?

– Кто это другой? – побледнела Екатерина, дыхание аж замерло.

– Ты вот все на Воронцова киваешь, он-де государя обхаживает да Лизку свою сватает, а есть и другие, не могут не быть! Много на Руси древних родов, возьми хоть тех же Нарышкиных и Лопухиных. Рано или поздно изловчатся и оттеснят Воронцовых, приблизятся к трону, и все. Главное – быстрота.

Екатерина задумчиво покрутила прядь волос в пальцах, вспомнив, как сама пыталась вычислить по знатности родов, кто может стать ей противником из русских дворян. Тогда она так и не нашла ответа. Но если такая мысль родилась у Григория Орлова, в чьих способностях к интригам она очень сомневалась, значит, факт имеет место. И ей действительно нужно решаться, не отдавать инициативу в чужие руки.

– Прав ты, Григорий, во многом. Но как начать? Когда выбрать благоприятный момент, чтобы наверняка?

– Наконец-то!

– Видимо, и деньги нужны? Да немалые, чтобы подкупить…

– У меня касса полковая, Катенька! Хотя достанешь, лишними не будут.

– А когда начинать думаешь?

– А вот как в поход на Данию пойдем, по пути и начнем. Выкрадем государя, да в камеру, что для тебя приготовил в Шлиссельбургской крепости, и определим!

– Легко сказать! Весь императорский двор двадцать первого мая отправляется в Ораниенбаум, оттуда государь и начнет поход. Ты, видать, забыл, что там голштинцы стоят? А они ему преданы, оружие не сложат, да и службу несут не абы как – охраняют его строго.

– Сколько голштинцев тех, а сколько в армии твоей? Эх. Не твоя забота теперича, как и что делать! С офицерами обсудим, на место съездим, оглядим крепость государеву и прикинем сами, как лучше и когда начнем. Дата начала похода известна?

– Сразу после именин.

– Времени подготовиться достаточно – месяц целый! Успеем. Только прошу тебя, голуба моя, поберегись это время! Если не для меня, то для детей своих. Богом заклинаю, Катя! Гони прочь всех просителей и гостей, чтобы ни в чем тебя не заподозрил никто, слышишь?! Сам с братьями все организую, если пойдет что не так, то ты чистой должна остаться, без подозрений.

– Тебя-то принимать можно, спаситель мой? – Екатерина рассмеялась и прильнула к Григорию, который теперь не отстранился, а ответил на ее поцелуй.