Новое царство - Уилбур Смит

на звездную дорожку. - Несмотря на все твое хвастовство, ты не кровожадный шакал. За то время, что мы были вместе, я заглянул в твое сердце. Слишком долгое пребывание в компании этих головорезов отравит тебя.

- Я вне закона...

- Держу пари, невинный.

- Я делаю то, что должен.

Хуэй чувствовал на себе взгляд пустынного скитальца, призывающий его раскрыть план, который зрел с тех пор, как он стал свидетелем резни на бирюзовой шахте. Вместо этого он лег на спину и притворился спящим. Но его мысли убегали от него по темным дорогам, и он боялся, что то, о чем предупреждал Фарид, уже сбывается.

***

Ночь тяжело опустилась на землю. Ветви финиковых пальм шелестели на ветру, и доносился богатый аромат плодородной долины Нила, ароматы дымящейся растительности, роскошные после безжизненных пустынь Синая. Хуэй скорчился в канаве, и его сердце колотилось так сильно, что ему казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Черная грязь липла к его ногам, а грязная вода стекала по лодыжкам. Его икры покалывало, когда мимо них мелькали крысиные хвосты.

В слабом маслянистом свете полумесяца он мог разглядеть задумчивые выражения лиц Сорокопутов, когда они выстроились в линию вдоль оросительного канала. В руках у них были ножи. Некоторые были вооружены мечами, другие - дубинами.

Впереди, за лоскутным одеялом колышущихся ячменных полей, у ворот фермы горели фонари. Побеленный дом одиноко стоял на краю этого участка возделанной полосы.

- Никто не услышит криков, - смеялся Басти, когда собирал своих людей, чтобы подготовить их к этому рейду.

Хуэй почувствовал тошноту от того, что, как он знал, ждало его впереди. Он научился сражаться с мечом и луком, но это было совсем другое. Он не хотел быть там, и слова Фарида о том, что его душа отравлена, преследовали его. Гиксосы были воинами, и хотя они совершали набеги на поселения и караваны, у них все еще была честь солдат. Сорокопуты были кровожадной бандой, готовой убить любого - мужчину, женщину или ребенка - лишь бы пополнить свою казну.

Как быстро все изменилось. Потягивая вино в своей палатке, Басти допрашивал каждого вернувшегося разведчика, чтобы узнать, что они обнаружили.

На восьмой день повелитель Сорокопутов призвал своих людей к костру, чтобы они выслушали его приказ. В течение часа лагерь был разбит, палатки убраны, повозки нагружены награбленным богатством и тем, что осталось от их припасов. А потом были дни и ночи трудного похода на запад, когда Фарид и другие разведчики вели их прочь от торговых путей по земле, на которую, казалось, никогда не ступала нога человека, на запад, прочь от Синая и через границу обратно в Египет.

Хуэй уставился на мирную усадьбу. Он представил себе семью внутри - оживленная беседа после вечерней трапезы, в тишине; усталые рабы заканчивают свои дневные обязанности и готовятся к отдыху. Разведчики Басти сообщили, что там жил богатый торговец и фермер со своей женой и дочерью. В любом другом месте дочь была бы похищена с целью получения выкупа. Но ферма была настолько изолирована, что Басти решил перебить всех, кто там жил, и забрать то, что хотел.

Хуэй почувствовал на себе чей-то взгляд и взглянул на бандита рядом с ним, крючконосого мужчину со сломанными зубами. Хуэй поднял медный нож, который был у него с того рокового налета на лагерь Сорокопутов много лун назад. Головорез кивнул и снова обратил свое внимание на усадьбу.

Казалось, мир завис на долгое мгновение. Наконец свисток пронзил ночь. Бандиты, как один, поднялись из канавы. Хуэй выскочил из суглинка рядом с ними, все они держались в тени, как канавные крысы, ползущие по берегу.

Когда они приблизились к дому, впереди показалась гора в виде человека. Наклонившись к стене, он сложил свои огромные руки чашечкой. Подбежал еще один бандит. Все звали его Обезьянкой – плут с глазами цвета изюма и оливковой кожей, ростом едва ли больше ребенка. Подпрыгнув, он уперся одной ногой в руки здоровяка и был поднят на вершину стены. Он присел там, вырисовываясь силуэтом на фоне звезд, а затем спрыгнул на другую сторону.

Ворота со скрипом отворились. Сорокопуты устремились вперед, безмолвные, как могила. Во дворе одинокий раб, охранявший ворота, лежал лицом вниз в набухающей темной луже, безмолвно убитый Обезьяной.

Хуэй понял, что он был единственным, кто принял эту бедную душу. Остальные прошли мимо, не удостоив его взглядом, и разделились на две команды. Одна направилась к помещениям для рабов, другая - к двери дома. Хуэй бросился вперед, чтобы оказаться на острие атаки на семью.

Со стороны бандитов донеслись яростные вопли. Хуэй вздрогнул от этого звука, каким-то образом одновременно ликующего и кровожадного. Крики из рабских помещений прорвались сквозь ночь и слились с воем.

Хуэй нырнул в дверь впереди толпы. Рабы выбежали из кухни, размахивая мясными ножами, тесаками и всем остальным, что попалось под руку. Хуэй посмотрел мимо них и увидел фигуры, исчезающие за дверью, ведущей туда, где, должно быть, находился сад.

Поток бандитов обрушился на обороняющихся рабов. Хуэй пригнулся с краю сражения, в ушах у него звенело от звуков боевых кличей, криков и ударов клинков о кость.

Сад был погружен в тень. По тягучему аромату дыма Хуэй понял, что лампы только что погасили.

Оглядевшись, он заметил в полумраке проблеск серого – намек на белое платье. Одна из женщин пряталась за лавровым деревом, маслянистый аромат его листьев заглушал ее собственный запах.

Когда Хуэй бросился вперед, из темноты отделилась фигура и неуклюже направилась к нему. Это был торговец, грузный мужчина с трясущимися щеками и животом, который нависал над его килтом. Слезы ужаса текли по его щекам. Он вяло ударил Хуэя, отчаянно пытаясь защитить свою жену и дочь, но он слишком долго наслаждался плодами своей богатой жизни и был не в форме для драки.

Хуэй уклонился от удара и ударил открытой ладонью в грудь мужчины. Тот упал на спину и начал всхлипывать.

- Хватит, - настаивал Хуэй, оглядываясь через плечо. Гром битвы все еще доносился из зала. - Я здесь, чтобы помочь, если смогу. - Он не мог мириться с убийством невинных людей.

Торговец сморгнул слезы, но его рот был разинут, а пустые глаза показывали, что он изо всех сил пытается понять. Времени на объяснения не было.