Моя война с 1941 по 1945 - Алексей Фёдоров

Накрапывал дождичек, перешедший вскоре в грозовой ливень. Было неприятно идти по мокрой траве, приходилось уклоняться от отяжелевших мокрых ветвей деревьев, надо было обходить быстро образовавшиеся лужи. Дождь напомнил нам о необходимости организации в лесу самого примитивного комфорта. Ведь до сих пор мы спали под открытым небом, подстелив сено либо сухие листья.

Прежде всего, мы решили раздобыть брезент для шатра. Придется попросить его сегодня у французов, а если не дадут, то надо будет стащить где-нибудь в деревне.

Я почему-то не помню подробностей совещания, не помню, кто представлял французов, не могу назвать ни имени, ни фамилии командира «Франс д’абор». Помню только, что французы пообещали нам принести торцевые ключи для отвинчивания болтов, крепящих рельсы к шпалам, и гаечные ключи для отвинчивания гаек с накладок, соединяющих рельсы между собой. Несколько французов пожелали идти с нами на операцию. Её мы запланировали на 11 июня. На французов была возложена задача: узнать точное время прохода воинского эшелона. (Не дай бог пустить под откос пассажирский поезд!)

Когда мы возвращались в лес, дождя уже не было. Где-то на краю деревни мы остановились, услышав тоненький кошачий писк. Я нагнулся и увидел маленького черно-белого котёнка, такого маленького, что он не мог перепрыгнуть лужицу в оставленном человеком следе. Я взял это существо за шиворот и сунул за пазуху. Он был мокрый, дрожал. А вскоре, согревшись, успокоился и тихо замурлыкал.

Не предполагал я, что через несколько месяцев этот котёнок сыграет роковую роль в моей жизни. Из-за него я чуть не попал под фашистскую пулю.

Валерий нес тяжелый брезент, подаренный нам французами, и зло высмеивал меня за «телячьи нежности». Алиса молчала.

Ребята обрадовались предстоящему делу, но котёнка все категорически не восприняли.

Той ночью, прижавшись друг к другу, все крепко спали. А у меня под мышкой нежно урчал котёнок Васька. Наутро он завоевал себе право на жизнь в нашем отряде. Проснувшись и сладко потягиваясь, он на глазах у всех сошёл с брезента и, сделав своё дело, потряхивая мокрыми от росы лапками, вернулся ко мне. Эта кошачья аккуратность и преданность растопили ребячьи сердца. Васька единогласно был принят в отряд «рядовым партизаном».

На другой день к вечеру французы принесли нам один торцевой ключ и два гаечных.

Мы, конечно, понимали, что работа с ключами – это, по сравнению с взрывчаткой, абсолютный примитив. Прежде всего, подготовка диверсии занимает гораздо больше времени, а случайный удар по рельсу, даже легкий, порождает далеко слышимый звук. По путям-то ходят часовые, которых можно не заметить, и любой звук, тем более металлический, вызовет у них настороженность. Но делать нечего: взрывчатки нет и не будет. Де Голль из Лондона посылал оружие своим единомышленникам, а не коммунистам. А уж нам, русским, тем более не пришлёт. Так что надо воевать тем, что под рукой.

Мы очень тщательно готовились к предстоящему выходу на железную дорогу. Ведь это была первая такая операция и третья на моём счету и счету с таким трудом создаваемого отряда. Предстояло решить некоторые технические вопросы. Прежде всего: устроить крушение на спуске или на подъеме (в начале подъема, где поезд имеет максимальную скорость, и его непременно завалит на соседний путь).

Все были за то, чтобы пускать под откос – весь, до единого вагончика, полетит к чертовой матери, говорил Валерий.

Большого труда мне стоило убедить в неэффективности такого крушения в военное время.

Спуск поезда под откос, говорил я, эффектное зрелище, но не эффективное. Слетит, конечно, весь поезд, а не 5—10 вагонов, но через 3–4 часа путь будет восстановлен, а соседний останется неповрежденным, и движение по дороге вскоре возобновится. Я настаивал, что важнее прервать движение на несколько суток, чтобы военные грузы поступали на фронт с задержкой, а может, и совсем не доходили, чем пустить под откос один состав, не нарушив движения.

Спорили долго, предлагали даже разобрать оба пути и унести рельсы, но это не могло задержать движения – ремонтники быстро подвезут запасные.

Почему спорили? Всем хотелось увидеть в жизни, а не в кино, как летит под откос поезд. Уж больно красивое зрелище. Но в итоге победил разум. Решили устроить диверсию в начале подъема, в овраге, и завалить эшелон на соседний путь. Попробуй, растащи-ка все вагоны быстро!

Дорога, таким образом, парализовывалась суток на восемь, и поезда вынуждены были бы искать обходные пути, ломая все графики, запаздывая и создавая хаос.

Я не слышал, чтобы какой-либо другой отряд применял подобный метод, – все просто пускали составы под откос. Но у нас согласились с другим вариантом.

Следующий вопрос. Отвинчивать ли всю часть рельса и уносить его или отвинтить с десяток шпал и развести рельсы? Приняли второй вариант как более экономичный по времени. Сколько шпал отвинтить, это надо решать на месте. Концы отвинченного и отсоединенного от другого рельса решено было отводить в сторону соседнего пути, а чтобы отведенный конец не вставал обратно, между концами отвинченного и не отвинченного рельса решили закладывать отвинченную соединительную прокладку.

Таким образом, локомотив, сойдя с рельс, должен был врезаться в соседний путь, разрушить его, а вагоны, налезая друг на друга, создавали бы завал, на расчистку которого потребуется специальная техника, много рабочей силы и времени. Подробно обсудив вопрос, мы принялись искать подходящее место. Французы подсказали нам, где есть такой участок. Днем мы с Валерием и командиром французского отряда посмотрели это место, стараясь не показываться на глаза. Место было хорошее, высота от железнодорожного полотна до верха составляла шесть-семь метров. Один только недостаток – операция проводилась бы рядом с расположением нашего отряда. Французский отряд пока существовал только на бумаге, и будущие «макизары» спали в постелях. Рассчитывать на удалённое от отряда место не приходилось – кто будет узнавать и сообщать нам время прохода воинского эшелона? А заводить новые связи – терять время.

К вечеру все начали волноваться. Мне это было знакомо по спортивным состязаниям. Не волновался, пожалуй, только Алексей Васильев из Калининской области – парень атлетического сложения, ростом под 180 сантиметров. Его голубые глаза были спокойны. Как обычно, он молчал (остальные стали говорить больше и громче, чем всегда), не острил (все старались пошутить), в общем, не беспокоился. В сумерки мы двинулись в путь и к месту назначения (недалеко от маленького поселения Миевиллер) пришли за два часа до подхода поезда. По данным французов, состав должен был пройти здесь около часа ночи. Так что операцию надо провести в ночь с 11 на 12 июня 1944 года.

Все собрались и залегли сверху справа по ходу поезда на Париж. Ждали велосипедиста, который должен был привезти со станции Монтюрё последнее сообщение о передвижении обречённого поезда. Примерно в 23.30 он появился и сказал, что воинский эшелон с танками и артиллерией должен пройти в Монтюрё в 00.45.