Любовь и честь - Мередит Дьюран

Он рассказывал о своих чувствах за годы жизни во Франции, о которых шесть лет назад ничего не упоминал. Тогда он любил говорить о своем образовании, о достопримечательностях, описывал нравы иностранных дворов и народов, отчего в душе Норы родилась мечта о путешествиях.

Сейчас он говорил о своих чувствах в те годы. Шесть лет назад та молодая ее ипостась не удостаивалась такого доверия. Она прожила эти годы, ни с кем не зная душевной близости. Холодное молчание покойного мужа за столом и в постели камнем давило ей на грудь. И сейчас она, затаив дыхание, с жадностью слушала Эдриана, хотя и знала, что не должна.

— Мне было тогда так хорошо, — продолжал он. — Не стану этого скрывать. Называть свое имя и не видеть в ответ враждебности. Признаваться в своей вере и встречать братское приветствие, а не подозрение и ненависть. Возможно, меня избаловали эти удовольствия, я к ним привык и уже не мог их потерять. Наверное, они испортили меня...

— Нет, — возразила Нора. Она с болью видела, что он сомневается в себе, — нет греха в том, чтобы стремиться к доброму отношению окружающих.

Он приподнял их сплетенные руки и прижал к ее груди — получилась странная, почти молитвенная поза, — а потом быстро поцеловал ее шею.

— Но грех — роптать против недоброго. Верить, что мир должен принимать тебя таким, как ты есть, и обижаться, если он не принимает, — это позиция ребенка, а не мужчины.

— Нет, — прошептала Нора. — Разве ты не понимаешь, Эдриан, что я всегда восхищалась твоей уверенностью и твердостью? Восхищалась тем, что ты не принижаешь себя, не меняешься в угоду другим. Не стремишься понравиться и доставить удовольствие. Но как-то так получалось, что ты все равно нравился и доставлял удовольствие.

— Но я тоже менялся. И в конце концов изменился. Оставим в стороне веру, но ты ведь сама увидела, что я стал другим.

Нора судорожно сглотнула. Это что, завуалированное извинение? За то, что он больше не прежний веселый мальчишка. За его спиной убийства. Он сам это говорил. И с ней он поступил ужасно. Юноша из ее прошлого на это был не способен.

Но разве может она осуждать его за то, что он изменился? Ведь и сама она больше не сумасбродная девчонка, дерзкая и бесстрашная.

Ей не хотелось говорить никаких слов осуждения, но молчать тоже было неловко.

— Волей-неволей мы все меняемся, — вздохнула Нора. — Такова природа вещей: меняйся или умри. Да и время нас не щадит.

Эдриан прижался губами к ее волосам. Большим пальцем он провел по ее ладони. Несколько мгновений они стояли рядом и молчали. Тело Норы было напряжено, как натянутая тетива.

Потом его рука медленно сползла ей на талию, погладила бедро.

— Ты добрая, — шепнул он ей в самое ухо.

«Или просто дурочка». Ей не хотелось от него отрываться. «Я так давно тебя люблю...»

— Но, знаешь, у меня ведь был выбор, — продолжал он. — Я мог остаться за границей. Франция так ласково меня приняла. Вот только... я не мог забыть, какой земле принадлежу.

Нора закусила губу и глубоко вздохнула. Но к чему сдерживаться?

— Наверное, я бы тоже так поступила, я ведь представляю, что значит тоска по дому. Если бы у меня был такой выбор... — Сложись ее жизнь так, что она вдруг оказалась бы в мире, где могут осуществиться все мечты юности, где она смогла бы выбирать любую дорогу, где ее ждали бы приключения и слава... вероятно, она тоже не смогла бы остаться. — Наше место на этой земле.

— Да, — выдохнул Эдриан, — наше место здесь, и все же, когда я вернулся, я почувствовал себя иностранцем. Знаешь, Нора, каково это — вернуться туда, где ты всем чужой? Я сам не мог понять, есть ли у меня причины любить Англию, ведь здесь мне оказали весьма холодный прием.

Да, так и было.

Эдриан невесело хохотнул и провел рукой по ее спине.

— Но мне не стоит все это рассказывать тебе. Ты лучше всех знаешь, каких жертв потребовала от меня моя религия. Тебя это тоже затронуло и, может быть, больнее, чем меня.

Теплые губы Эдриана прикоснулись к ее виску. Простота этого поцелуя затронула очень глубокие струны в душе Норы. У нее ком встал в горле, на глаза набежали слезы. Рука Эдриана сильнее стиснула ее талию. Нора буквально физически чувствовала, чего стоит ему этот рассказ.

Она могла бы что-то сказать в ответ, но боялась, что любые слова ставят под угрозу ее собственное положение.

«Да, мы заплатили высокую цену. Мой отец обошелся со мной жестоко и отдал Тоу, потому что ты лишил меня невинности. Да, ты получил тяжелый урок от моих родственников. И я тоже».

Но ей не было нужды говорить, потому что Эдриан без слов понимал ее мысли. Он прижался щекой к ее щеке, положил ладонь на живот Норы и сказал:

— Будь я другим, будь я послушным сыном Высокой церкви и вообще сыном другого человека, мы не встретили бы никаких преград. У нас уже были бы дети. Крепенький пятилетний малыш, сын...

— Прекрати. — Нора прикрыла глаза. Она не желала об этом думать. Боль не унялась до сих пор. — Это все глупые фантазии. Ты тот, кто ты есть. — Нора никогда не хотела, чтобы Эдриан был другим, даже в пору самых тяжелых испытаний.

Такова правда. Эта мысль, внезапно пришедшая ей в голову, поразила ее. Она почувствовала, что стоит на пороге какого-то решения.

— Теперь ты говоришь, совсем как я. — Эдриан слегка усмехнулся. — Как видно, ты решила не принимать в расчет ничего, кроме очевидных истин.

Нора попыталась обернуться к нему, но Эдриан силой удержал ее на месте.

— Я сам решил следовать только очевидным истинам, — продолжал он. — Потеряв тебя, я увидел, чего стоила мне моя вера, и решил, что большей потери быть не может. И я отвернулся от нее. Я не хотел жить чужаком в своей собственной стране. Но это тоже не далось мне даром. Я потерял тебя, а лишившись веры, лишился и всей семьи. Конечно, были и выгоды. Королева выказывала ко мне благосклонность, придворные передо мной заискивали, но люди моей веры отворачивались от меня с презрением.

Нора часто думала о его семье. В Лондоне она ни разу не видела Эдриана в обществе родственников.

— Я... я тебе сочувствую.

— Не стоит. Не сочувствуй трусости, которой твоя душа никогда не допустит. — Теперь Эдриан сам повернул Нору к себе лицом. — Разве ты не понимаешь? — Он взял в ладони ее лицо. Взгляд его зеленых глаз был необыкновенно серьезен. — Даже знай я во Франции, чем обернется мое возвращение, я все равно приехал бы обратно. Я не смог бы оставить дом. Дом для меня самое важное. А что касается семьи... Я не жалею о потере близких, которые сами меня бросили. Жалею, конечно, но очень мало. Мне известен лишь один человек, который устоял перед лицом испытаний. И этот человек — ты.

Нора онемела. Она с силой прижала ладони к его рукам. Эдриан наклонился. Их губы встретились.

Поцелуй заставил Нору забыть обо всем. Медленные и нежные движения его губ околдовывали ее. Как сладок его вкус! От таких поцелуев и таких слов легко забыть, что он обошелся с ней грубо, силой взял то, что теперь вымаливал лаской.