Здесь все взрослые - Эмма Страуб

– Деточка, это правило школы – если что случается, детей забирает кто-то из взрослых. – На Рите были очки, а вторая пара болталась на цепочке у ворота платья.

– Может, позвонить в «Стрижем красиво»? Спросить Берди? – Сесилия посмотрела на свои ладони.

Есть еще Эллиот и Венди, однако ей не хотелось сидеть между креслицами близнецов и получать тычки слева и справа или, еще хуже, ехать с дядей в полном молчании.

Дверь открылась, и влетела госпожа Школьник, в руках стопка книг, в зубах пачка бумаги. Бумаги она сунула в свой ящик, рядом с дверью, и только потом обнаружила Сесилию.

– Привет! – Госпожа Школьник взглянула на Риту. – Что случилось?

– Подрались в восьмом классе на уроке алгебры, у господина Дэвидсона, – объяснила Рита. – Ждем, когда приедет кто-то из родителей. Или членов семьи.

Забавно, взрослые обсуждают ее прямо у нее над головой, но Сесилия привыкла, что ее судьба решается без ее участия. Кого бы она сейчас хотела увидеть в этих дверях? Трудно сказать. Наверное, Булю, ведь за Сесилию отвечает она. Должна появиться Буля. Конечно, Сесилия очень хочет увидеть маму или папу, так хочет, что готова шмякнуть какую-нибудь стерву по носу, да только если явятся родители, это уже будет совсем серьезно. А кто виноват, как не она? Да, ее спровоцировали, обвинили невесть в чем, вот она и не сдержалась. Теперь сиди тут и жди, когда приедет «Скорая помощь».

Госпожа Школьник на цыпочках обошла по ковру стол Риты и склонилась к ней. Она прикрыла рот рукой, будто проверяла, не пахнет ли у нее изо рта, и тихонечко заговорила, так, чтобы Сесилия не услышала. Рита кивнула.

– У тебя ключи от дома есть, Сесилия? – спросила Рита.

– От бабушкиного? Есть. – Сесилия достала ключи из рюкзака и помахала ими.

Рита взглянула на госпожу Школьник, та кивнула.

– Раз директора уже все равно нет, а ни до кого из твоих дозвониться не получается, назначим встречу на следующей неделе, хорошо, дорогая? А домой тебя отвезет госпожа Школьник. Не против?

– Нет, конечно. – Госпожа Школьник тут же взяла Сесилию под локоть, вывела в коридор, а потом и на улицу.

Парковка для преподавателей находилась за зданием школы, рядом с футбольным полем. Там стояли всеми любимые «Хонды» и «Ниссаны», иногда попадались «Форды». С неба струился розово-оранжевый свет, солнце уже клонилось к горизонту.

– Извините, что вам из-за меня хлопоты, – сказала Сесилия.

– Перестань! Какие хлопоты? – В руке госпожи Школьник звякнули ключи.

– Странно, что не удалось ни до кого дозвониться. Вы же не должны всех развозить. У меня огромное семейство. Типа. В смысле, людей-то много. – Сесилия погрызла ноготь.

Вот тебе и огромное семейство, а забрать ребенка некому. Есть родня во Франции – туда, что ли, махнуть на самолете? По-французски она худо-бедно может объясниться.

– Что ты, я с удовольствием. – Пока они шли, госпожа Школьник держала руки на животе – явно беременна. Сесилия заметила это раньше, но она хорошо знала, что обращать внимание на беременных не надо, разве что в переполненном вагоне метро. – Иногда она меня так лупасит, будто готовится к конкурсу на американского ниндзю, и ее задача – выбраться наружу.

– Поздравляю, – произнесла Сесилия.

Говорить с учительницей за пределами школы, пусть даже на парковке, – вся притворная теория, в которую верит любой школьник, рассыпалась вдребезги. Оказывается, у учителей есть своя жизнь, они не просто марионетки в кукольных домиках, которые все время едят на переменах яблоки и составляют планы уроков.

– Ты врезала Сидни Фогельман по носу, да? – Госпожа Школьник остановилась около голубой машинки. Отперла водительскую дверь, села, опустила замок на пассажирской дверке. Сесилия тупо наблюдала за ее действиями. – Так были устроены машины в старые времена. Залезай.

На парковку выходили и другие учителя, кто-то держал в руках обычные или электронные сигареты, собираясь затянуться, как только выедут за территорию школы или просто сядут в свои машины. Господин Дэвидсон надел джинсовую куртку, и Сесилии от этого по непонятной причине стало грустно. Она обошла машину сзади и открыла пассажирскую дверку. Госпожа Школьник уже врубила кондиционер и подалась вперед, насколько позволял живот.

– Она заслужила, – заявила Сесилия. – За что, не скажу, но можете мне поверить. Она настоящая дьяволица. Знаете, есть хорошие люди, есть серединка на половинку, а есть такие, которые тебе на верхней ступеньке лестницы подножку поставят. Вот Сидни как раз из последних.

– Неофициально, я в этом не сомневаюсь. А если официально, для меня все ученики равны. – Госпожа Школьник оглянулась по сторонам. Щеки у нее были фиолетовые. – Мы с твоей тетей Портер подруги, я уже говорила? Как она?

Сесилия потрогала молнию на рюкзаке. Булино предложение научить ее водить пока висело в воздухе, а так ли ей хочется осваивать сию науку? Слишком большая ответственность – в твоих руках тонны стали. Лошадиные силы, так это называется, только при чем тут лошадь? Разве лошадь может сделать с человеком то, что делает машина?

– Вроде нормально, – ответила Сесилия и тут же поняла, что знать не знает, что там творится у тети, в этом перевернутом мире, где взрослым позволено вести себя, как детям. – Ну как, беременная.

Госпожа Школьник сдала машину назад и вырулила на улицу.

Сесилия раньше никого не била. Ни в боксерских перчатках, ни в шутку, вообще никак и никогда. Костяшки пальцев ныли. Сидни от изумления выронила мобильник, он шмякнулся на линолеумный пол, блестящий розовый чехольчик словно им подмигивал. Август оказался у Сесилии за спиной, а в передней части класса кто-то заулюлюкал. Что им так понравилось: что Сесилия врезала Сидни или что вообще кто-то кому-то врезал и вдохнул жизнь в урок математики? Трудно сказать. В Бруклине ее точно выгнали бы из школы за такое, драки там случались, результат всегда один. Нулевая терпимость. Тут же карающий меч сразу не опустился, и Сесилия оказалась в сумеречной зоне. Чисто математическая проблема: раньше за ней подобного не водилось, может, и сейчас виновата не она? Возникла угроза разоблачения, она предотвратила ее насилием – большой ли это грех? Или, наоборот, очко в ее пользу? Попробуй ответь.

Впрочем, самое странное даже не это. Не впервые в жизни Сесилии показалось, что на нее не просто не обращают внимания, как не обращают внимания на детей их богемные родители, и дети прямо в одежде засыпают на сваленных в кучу пальто в разгар какой-нибудь вечеринки. Нет, тут все куда менее гламурно – она вообще выпала из поля зрения родителей, они просто о ней забыли. Куда, черт возьми, они подевались, эти ее родители? Да, они шлют эсэмэски, иногда даже звонят, но какого хрена? Родители Августа машут ему – ей, когда он – она – каждое утро садится в автобус, вечером встречают ужином. Даже отец придурочной Сидни примчался в школу, будто сидел в машине со включенным зажиганием и только ждал команды. А ее родители – оба! – даже не взялись за телефон. Сесилия вдруг представила себя гигантским огнедышащим драконом с красной чешуей. Вот она, Годзилла, наступает на Большой дом и крушит его одной громадной лапой с перепонками. Дальше она переходит реку Гудзон, возвращается в Бруклин и там тоже все громит. Вообще все. Потому что там должны быть родители. Все, что от них нужно. Хорошие или плохие, главное – чтобы они были там.