Стальная дуга - Александр Авраменко

— Товарищ боец, где мне найти коменданта станции?

— А от туточки, товарыщу полковник. За тем составом палатка буде, тамочки вин и буде.

— Спасибо, товарищ боец…

Столяров нырнул под теплушку — и точно, солдат не обманул: здоровенная палатка с косо висящей надписью «Военный комендант». Откинув полог, полковник вошёл внутрь. Донельзя замотанный майор вскинул красные глаза:

— Слушаю вас, товарищ полковник?

— Полковник Столяров. Следую согласно предписания в хозяйство Наумова.

— Так это вас тут «виллис» дожидается?

— Наверное.

— Петренко. Петренко, твою мать! Позови водителя с машины! Товарищ полковник прибыли!

Через минуту в палатке появился усатый старшина в новеньком полушубке, отдал честь:

— Старшина Лыскевич по вашему приказанию прибыл!

— Вот старшина, товарищ полковник. Следует к вам в часть. Вы за ним прибыли?

— Извините, товарищ полковник, ваша фамилия Столяров?

— Да. В чём дело, старшина?

— А, извиняюсь, можно ваш документик глянуть?

Про себя Столяров усмехнулся — знакомые ухватки. Особист. Под старшину играет. Ну да — одна школа. По ухваткам догадается или нет? Молча полез в карман, достал предписание, показал. Старшина внимательно пробежал взглядом и расцвёл:

— К нам, товарищ полковник. Точно к нам. Вы уж извините, служба. Положено мне.

Александр, пряча бумаги обратно, бросил:

— А что, офицеров из штаба дивизии меня встретить не нашлось?

— Так это, товарищ полковник, у нас ахфицеров то раз-два и обчёлси. Все заняты, свободных никого.

Водитель вдруг намеренно стал коверкать язык…

— Ладно, поехали…

Старшина предупредительно распахнул дверцу машины, затем запрыгнул сам, взревел мотор. Со «звоном», фасонисто воткнулась передача, автомобиль словно прыгнул с места и исчез в ночной темноте…

Слабый свет фар, приглушенный синими светофильтрами выхватывал из темноты причудливые силуэты лошадей, тянущих сани, иногда попадались колонны пехоты в новеньких полушубках. Мелькали силуэты тщательно затянутых брезентом «катюш» на самых разных шасси. Ползли по целине, разгребая снег, танки. Александр полез в карман и, вынув из портсигара папиросу, закурил. Дорога проходила в тишине, только гудел мотор, да иногда лицо полковника отражалось в лобовом стекле, озаряемое вспышками табака при затяжках.

— Представился бы, старшина.

— Старшина…

— Это ты кому другому впаривать будешь. Давай ка по честному.

Тот усмехнулся:

— Капитан Белоговцев, начальник особого отдела дивизии.

— Это другое дело. Полковник Столяров. Александр Николаевич. Назначен командиром дивизии. Но это вам должно быть известно.

— Конечно, товарищ полковник. Уже доложили. Ещё два дня назад. Телефон, он знаете, побыстрее поезда будет…

— Ясное дело. Двадцать четыре.

— Семнадцать. И ещё два.

— Докладывайте.

— Дивизия понесла сильные потери. Где-то около шестидесяти процентов в технике и около половины лётного состава. Поэтому будете ждать пополнение. Если ничего непредвиденного не произойдёт.

— А может?

— Вполне. Мы в подчинении Рокоссовского. А он…

— Знаю. Ещё в сорок первом слыхал. Толковый командир.

— Толковый. Грамотно воюет. Но дальше. По приказу Верховного Главнокомандующего союзникам будет предоставлен аэродром под Полтавой. Для их тяжёлых бомбардировщиков.

— Ясно.

— Так вот, ваша задача — контролировать их действия. Чтобы ничего и никого.

— Кто ещё в курсе?

— Вы. Я. И те, кого вы сочтёте возможным привлечь, естественно, не разглашая истинных целей.

— Понятно.

— Кроме того — в вашем распоряжении на крайний случай будет находится спецкоманда госбезопасности в самой Полтаве. Ребята там находятся под видом ремонтных мастерских Фронта.

— Понятно. Что ещё?

— По нашим сведениям, резко оживилось сионистское подполье в Москве. Непонятная суета, перемещения, назначения.

— А что в Ленинграде?

Старшина, точнее, капитан, криво усмехнулся:

— А там их НЕТ. Первыми сбежали.

— Понятно…

Наши ребята пытаются выяснить, чем обусловлена такая активность, но пока безуспешно.

— Когда товарищ Сталин разогнал эту шарашкину контору под вывеской «несгибаемых борцов за свободу», они было поутихли… Значит, оживились? А не связано ли это с этим самым аэродромом подскока?

— Наши аналитики тоже так считают.

— Значит, будем ждать наших картавых друзей в окрестностях Полтавы.

— Значит — будем.

— Оповестите ребят из мастерских, чтобы тщательнейшим образом проверяли списки всех прибывающих в Полтаву. Подозрительных — брать под контроль. Особо дерзких — пусть просто ИСЧЕЗНУТ…

— Жёсткий вы, товарищ полковник…

— Я не жёсткий. Я с тридцать девятого воюю. И видел, сколько народу гибнет из-за ДОБРОТЫ и ЖАЛОСТИ. Иногда лучше убрать одного, чем дожидаться, пока из-за него погибнут тысячи…

Мелькнул предупредительно поднятый шлагбаум, который «виллис» проскочил не снижая скорости. Машина, взбив снежную пыль тормознула возле невысокого бугра, покрытого снегом. Капитан козырнул:

— Удачи вам, товарищ полковник…

Неожиданно сам для себя Александр подмигнул:

— Бог не выдаст, свинья — не съест…

1943 год действительно явился переломным в борьбе советского народа с национал-социалистической Германией. Именно в этом году впервые затрещал хребет военной машины Третьего Рейха. Автор попытался рассказать о том, что происходило тогда, в этом суровом году. Как на деле ковалась победа такими людьми, как мои герои… К сожалению, они полностью вымышлены, хотя везде, где это было возможно я опирался на рассказы ещё живых очевидцев и участников боевых действий, на имеющиеся в моём распоряжении документы и кинохронику тех лет всех воюющих стран.

Эта книга далась мне очень тяжело. Дважды я переписывал её заново. Почему? По многим причинам, но самая главная из них — чтобы достичь максимально достоверного изложения происходившего тогда. Можно было пойти лёгким путём, как некоторые другие — к примеру, придумать неведомый полк с неведомыми боями, происходившими в неизвестных никому городах и сёлах. Сделать героев сверхлюдьми, без страха и упрёка, от которых отлетают пули и осколки, которые смерть возят вагонами, а танки грызут зубами. Но я очень постарался их, и тех, кто встречается им на боевом пути сделать обычными людьми. Признаюсь, что прообразы многих из тех, кто описан, сейчас живут рядом со мной и вами. Они вполне реальные люди, со своими радостями и горестями, смехом и слезами. С другой стороны — старался избежать огульного охаивания всех и вся. Эта мода ещё не прошла со времён перестройки и жёлтой прессы. Да впрочем, и с более ранних времён.