Пляжное чтение - Эмили Генри

– Тебе не нужно беспокоиться о том, чтобы не упоминать его. Все было не так уж и плохо

– Гас, – окликнула я его, остановилась и посмотрела ему в лицо. – Одно только то, что ты об этом говоришь, показывает, что все было хуже, чем должно было бы быть.

Он секунду поколебался, потом снова зашагал.

– Все было не так, – сказал он. – После смерти мамы я мог бы вырваться на свободу. Но Пит хотела, чтобы я переехал жить к ней и Мэгги. Она всегда пыталась заставить меня говорить о ссорах, которые часто между нами возникали. Она хотела получить опеку надо мной, но я предпочел, чтобы этого не случилось. Мой отец ежедневно принимал сердечные лекарства. Но он принимал их только три раза в день, да и то после моих трех просьб. Боже упаси, чтобы я попросил его принять их в четвертый за день раз, как было надо. Он тогда затеял бы драку. Настоящую драку. Иногда я задумывался… – Он замолчал. – Я думал, не хочет ли он, чтобы я убил его. Или, например, он мог заставить себя так возбудиться, что его сердце не выдержит. В итоге я бросил школу, чтобы работать. Иначе мы бы не могли позволить себе покупать ему лекарства. Но когда я бросил школу, он перестал вообще что-либо делать для себя. Забыл о необходимой еде, купании. Я едва мог сохранить ему жизнь. Может быть, он думал стать моим наказанием.

– Наказанием? – удивилась я. – За что?

Гас пожал плечами:

– Даже не знаю. Может быть за то, что я все время был на ее стороне.

– В смысле – твоей мамы?

Он кивнул:

– Я думаю, он чувствовал, что мы были против него. Мы и были против него. Он обвинял ее во всем, что шло не так как надо. Например, в том, что однажды вечером она забыла заправить машину, и он понял это только тогда, когда ему пришлось остановиться по дороге на работу, так что он опоздал. Или она выбрасывала рецепт, который он хотел сохранить. Или выкидывала остатки продуктов из холодильника за несколько часов до того, когда он наконец решал ими воспользоваться.

– Он и со мной плохо обращался, – продолжал Гас, – но это носило более случайный характер. Если бы зазвонил телефон и разбудил его, он бы ударил меня. Если бы он захотел выйти на прогулку, но ее пришлось бы отменить из-за снега, он бы стукнул меня, чтобы выместить свой гнев. Я всегда искал секретный код, правила, которым я мог бы следовать, чтобы он не волновался. Вот ты же ищешь какие-то способы защиты себя и окружающих? Ты обращаешь внимание на то, как устроен мир? А для него никакого секретного кода не существовало. Он вел себя так, как будто я был ленивой эгоистичной девчонкой, а моя мама считала себя королевой. Как будто она обращалась с его деньгами, как с туалетной бумагой. Она постоянно извинялась, хотя извиняться было не за что, а потом, когда он действительно причинял боль ей или мне, уже извинялся он.

– Даже несмотря на все это, потеря матери сломала все, что осталось в моем отце, – задумчиво продолжал Гас. – Может, никакой любви вовсе и не было? Может, просто грубое обращение с ней позволяло ему чувствовать, что он обладает силой и властью? А когда я стал старше, у него уже не было такой возможности.

– Единственным способом манипулирования тобой тогда было заставлять тебя сохранять ему жизнь, – сказала я.

– Не знаю, – признался он. – Возможно. Но если бы я ушел, он бы умер раньше.

– И ты думаешь, что в этом была бы твоя вина?

– Не имеет значения, чья это была бы вина. Он был бы мертв намного раньше, и я знал бы, что мог предотвратить это. К тому же на тот момент мама была жива. Как я мог бы так поступить, зная, что это не то, чего хотела бы она?

– Ты этого не знал, – возразила я. – Ты был ребенком.

– Пит любит повторять, что я никогда не был ребенком.

– Это самое печальное, что я когда-либо слышала.

– Только не надо делать вид, что я жалок, – сказал он. – Все это в прошлом. Все кончено.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – спросила я, и на этот раз, когда я остановилась, он сделал то же самое.

– Да, я знаю о нескольких своих проблемах.

– Ты не понимаешь разницы между жалостью и сочувствием, – сказала я. – Я не жалею тебя. Мне грустно думать, что с тобой так обращались, и еще бесит мысль, что у тебя не было того, чего заслуживают все дети. И да, меня бесит и печалит, что многие люди проходят через то же, что и ты, но еще больше расстраивает, что именно ты прошел через все это. Я знаю тебя, и ты мне нравишься. Я хочу, чтобы у тебя было все хорошо в жизни. Это не жалость. Это значит заботиться о ком-то.

Он пристально посмотрел на меня и покачал головой:

– Я не хочу, чтобы ты так обо мне думала.

– Как так? – спросила я.

– Так агрессивно, – сказал он, и его лицо потемнело и напряглось.

– Я не знаю, – я сделала шаг ближе и подыскивая нужные слова. – Я просто думаю о тебе.

Он внимательно посмотрел на меня, и уголок его губ дернулся в неубедительной улыбке. Столь же быстро улыбка погасла.

– Вот и я, – тихо сказал он, – зол и расстроен. Каждый раз, когда я стараюсь быть ближе к тебе, я словно слышу предупреждающий звон колокола. Я пытаюсь вести себя как нормальный человек, но не могу.

Мой желудок снова сжался. Гас сказал: «Ближе к тебе». Я посмотрела на озеро, пытаясь сориентироваться.

– Я думала, ты понимаешь, что стереотипа «нормальный человек» не существует, – ответила я.

– Может, и нет, – признал Гас. – Но все же есть разница между людьми вроде меня и такими, как ты, Яна.

– Не оскорбляй меня! – ответила я, резко поворачиваясь к нему. – Ты не думаешь, что я тоже злюсь? Тебе не кажется, что я чувствую себя немного разбитой? Моя жизнь тоже не была идеальной.

– Я никогда и не думал, что твоя жизнь идеальна, – возразил он.

– Ерунда. Ты назвал меня сказочной принцессой.

Он закашлялся от смеха и покачал головой:

– Потому что ты – яркий свет! Неужели ты не понимаешь? Дело не в том, что случилось. Речь идет о том, как ты распоряжаешься тем, что имеешь внутри себя. Ты всегда была таким горячим светом, что даже когда ты не в лучшей форме, зла и сломлена, ты все равно знаешь, как оставаться человеком. Ты можешь признаться людям, что ты их любишь.

– Прекрати! – потребовала я.

Он отвернулся, но я схватила его за локти и удержала перед собой.

– Ты не сломаешь меня, Гас.

Он замер, его губы приоткрылись, а глаза что-то упорно искали на моем лице. Его голова слегка наклонилась, и в уголках бровей появились морщинки.

Я надеялась, что он понял именно то, что я смогла увидеть его. Ему не нужно делать ничего особенного, придумывать таинственный код, чтобы открыть секретные части своей души. Ему просто было достаточно продолжать оставаться здесь, рядом со мной, позволяя мне постепенно открывать его, как он делал это со мной с тех пор, когда мы встретились.