Цеховик. Книга 1. Отрицание - Дмитрий Ромов

– А бабушка где? – спрашиваю я.

– У родителей. Ну, в смысле, у моих родителей. В Панфилово, не очень далеко отсюда. У них дом свой.

– Понятно. Ты значит девушка деревенская?

– Вроде того, – соглашается она.

– Юрфак закончила или школу милиции?

– Школу милиции, – кивает Лида. – Я после школы в Горький поехала. У меня там тётка в управлении торговли работала. Там поступила в техникум советской торговли, год отучилась и решила поступить на заочный факультет московского торгового института. Там же, в Горьком. Тётка меня и надоумила, а потом пристроила в универмаг ума-разума набираться. Не сразу, правда, почти год я ничего не делала, на заочном училась, но не работала. Встретила человека… ну, в общем, не до работы стало. Замуж собиралась, планы строила.

– Не вышла?

– Не вышла, – качает она головой.

– А чего?

– Да, не вышла и всё. Тётку арестовали, не до того стало.

– Жених испугался? Какой-нибудь профсоюзный или комсомольский был?

Губы у Лиды чуть дёргаются, но она никак исчезновение своего жениха не комментирует.

– Тётушка моя, как выяснилось, занималась хищениями в особо крупных размерах. Большое дело было, многие шишки посыпались.

– И как ты это пережила? – спрашиваю я.

– Пережила, как видишь. Нашлись добрые люди, поддержали. Муж у тётки милиционером был, погиб при задержании. Давно, много лет назад, задолго до моего приезда. У него был друг, тоже милиционер. Он иногда тётку… навещал. Хороший мужик, добрый, прямой. Он мне и посоветовал, помог даже. Так вот и попала в школу милиции. Водки хочешь?

– Водки? Я? Не очень…

– А я выпью, – говорит она и подходит к холодильнику.

На столе появляется холодная, наполовину пустая бутылка «Посольской» с завинчивающейся крышечкой, варёная колбаса, солёные огурцы и гранёная стопка, маленькая миниатюрная копия стакана.

«Где-то на белом свете, там где всегда мороз»… – тихонько мурлычет косо висящий на стене радиоприёмник, и мне вдруг начинает казаться, что кроме меня и Лиды на свете и нет никого, что одни мы остались на всей земле-матушке. И на мгновенье мне даже хочется, чтобы так всё и было на самом деле, но я встряхиваю головой, прогоняя наваждение.

– Кучеряво живёшь, Лида, – киваю я на водку. – Откуда такая роскошь?

– Думаешь, взятка? – хмыкает она.

Она наливает себе, выпивает и закусывает бутербродом с колбасой.

– И вот, – продолжает она, – я приезжаю сюда. В командировку, но с возможностью остаться после операции. В городе меня никто не знает, а если кто и встретится из деревенских подружек, так у меня всё чисто. Училась в торговом, но недоучилась, с тёткой беда произошла, посадили. Я помыкалась-помыкалась на чужбине, да и вернулась. Работала там продавцом и здесь тоже хочу продавцом работать. Желательно на Южном, конечно. Мне там комнату дали. Якобы отец выхлопотал, это по легенде. Трудовую мне тоже в соответствии с легендой выправили... Вот тебе моя история. Интересно?

– Да, – соглашаюсь я. – Очень интересно.

– А теперь хочешь свою историю послушать?

– Мою историю? – переспрашиваю я. – Ну давай. А ты умеешь удивлять, Лида.

– Живёт обычный такой мальчик-десятиклассник. Весёлый, в меру симпатичный, беззаботный, жизни не знает, но если не считать, что родители развелись, а на него самого хулиганы напали. Но он вышел победителем из схватки и теперь чувствует себя кумом королю, и ему кажется, что он очень взрослый и деловой, и весь мир крутится вокруг него, а девки должны штабелями падать к его ногам. Такой у него юношеский оптимизм. И тут кто-то из знакомых, ты поправляй, если я неправа, договаривается в одном продовольственном магазине, чтобы его взяли выполнять мелкие поручения. Ну там, кому подарочек отвезти, на почту сбегать, по складу помочь. Правильно я говорю?

Она вопросительно смотрит на меня.

– Ты продолжай-продолжай, ты же рассказываешь, не я.

Она кивает.

– Ладно. И тут он замечает, что в этом магазине происходят довольно странные дела. Ему весело и смешно, ведь это очень забавно. А, с другой стороны, он чувствует себя причастным к важным и чрезвычайно серьёзным событиям. Да? Но потом, немного подумав, о том что он видит, ему становится неприятно и даже тяжело на душе. Ему ведь всю жизнь говорили, что надо жить по совести, а тут такое. Похоже на правду, Егор?

Я не отвечаю, просто внимательно смотрю на неё.

– А потом в магазине девушка появляется. Красивая. Она старше мальчика, но ему она нравится, и его тянет к ней. И девушка эта непростая. Она борется с несправедливостью и неправдой. И даже собой готова пожертвовать ради этой борьбы, потому что она знает как трудно смыть с себя позор, она знает, как тяжело смотреть в глаза честным людям, когда твои близкие многие годы творили мерзкие преступления, обкрадывая простых людей.

Лида наливает ещё стопочку, но не пьёт. Она поднимает глаза и внимательно смотрит на меня.

– И вот, мальчик видит эту девушку и не может решить, как же ему поступить, предать ли ему своих мнимых друзей, которые ласковы с ним и ничего плохого ему пока не сделали или предать эту девушку, которая ему открылась и доверила свою тайну. И как ему жить потом? Выбрать сторону всё равно придётся. Придётся решить на стороне ли он света или тьмы. Выбрать и жить дальше. Только ради чего жить, ради правды или ради наживы? Ради справедливости или ради лжи и вечного позора, когда стыдно смотреть на себя в зеркало?

Она замолкает и отворачивается. Мы долго сидим молча, потом Лида быстрым движением берёт стопку и опрокидывает в себя. Она ставит её на стол и, не закусив поднимается с табуретки. Делает шаг и, сев мне на колени, наклоняется и целует.

Я чувствую вкус водки и её трепет. Голова идёт кругом. Ай да Лида, ай да огонь. Оторвавшись от меня, она поднимается и, взяв за руку, ведёт в тёмную комнату. Она подводит меня к кровати и толкает. Я падаю на спину и затаив дыхание смотрю, как она расстёгивает пуговицы на блузке стоя в косых розовых лучах, падающих с кухни.

– Я уже звонить хотела, – сердится мама. – Чего так долго?

– Музыка, мам, не отпускала, – улыбаюсь я.

– Музыка, ага. Сам-то ты, я смотрю, не особенно музыкой занимаешься в последнее время. Гитару из кладовки за