Капитан «Неуловимого» - Владимир Поселягин

– Товарищ капитан второго ранга?! – умоляюще протянул майор.

Говорить было больно, отдавало в бок, но такая защита подчинённых вызывала у меня уважение. Хотя, похоже, у него личный мотив. Родственник среди бойцов? Нужно уточнить, вот только сил нет.

Заметив, что Исцеление зарядилось на семнадцать процентов, я вылечил рваную рану с внутренней стороны щеки. Бок болел, но вздувшаяся щека и боль в ней мешали говорить. Заряд потратил полностью, но говорить сразу стало легче. Вот и поинтересовался:

– У тебя среди них родственники? Что-то больно тебя судьба их волнует.

– Командир, племянником будет.

– За свои поступки нужно отвечать, а он не только бойцов не остановил, но и поторапливал их. Так что за дело получит.

Больше я говорить не стал. И так от боли на лице выступил пот: казалось, каждое слово, каждая буква, произнесённая мной, отдавали в бок. Мы катили по полю, водитель старался вести аккуратно, но всё равно мотало и трясло.

Майор поворчал, недобро поглядывая на меня, но больше мы не разговаривали. Так мы добрались до медсанбата. Да, было видно, что было нападение, его последствия ещё не убрали. Ставили поваленные палатки, убирали сгоревшие, вывозили раненых и хоронили убитых, которых было немало.

Измученный военврач третьего ранга помог мне снять форму и, качая головой, начал вправлять рёбра, после чего туго замотал торс бинтом. Причём мне пришлось доставать свой запас, делая вид, что достаю из кармана шинели, потому что бинты у него закончились. Однако сработал он хорошо, и почти точно поставил диагноз о количестве сломанных рёбер, только о трещинах не знал: тут рентген нужен, а его в медсанбате не было. Я попросил его выдать мне справку о повреждениях.

Кстати, несмотря на то, что ремешок планшетки мне порвали и чемоданчик распотрошили, в итоге всё собрали и вернули на место. Майор и его бойцы не представились, но я подслушал и теперь знал, кто они. А узнав, что у главврача медсанбата имеется телефон, я попросил связать меня со штабом обороны.

Связавшись с дежурным по штабу, я назвал себя и сообщил, что на меня напали такие-то бойцы под командованием такого-то командира, и, перечислив, какие повреждения я получил, попросил направить сюда для проведения следствия представителей военной прокуратуры.

Оказалось, они уже были в этом районе, проводили расследование в связи с проявлением трусости бойцами охраны штаба корпуса, которые отошли, вместо того чтобы защищать его. Дежурный обещал направить их ко мне. Уточнив, можно ли меня перевозить, за мной выслали машину и сказали, что сообщат командованию о моём прибытии.

Сейчас на фронте было затишье: два наших крейсера обстреляли немцев, и те пока прекратили атаки. Сотрудник военной прокуратуры, который нашёл меня на территории медсанбата, опросил меня и, пообещав разобраться с вопиющим поведением местных снабженцев, покинул палатку и направился брать показания у виновников инцидента.

Проследив за ним, я увидел, что то отделение бойцов и их командира попытались было спрятать, но дотошный следователь их нашёл и майору втык сделал. После их опроса забрали троих: техника-интенданта второго ранга, бившего меня бойца и ещё одного, порвавшего мне форму и ремешок планшетки. Кстати, форму уже привели в порядок: одна из девушек шустро пришила пуговицы. А планшетку не чинили, просто подсунули другую, новую.

Когда подошла машина, я уже был готов. Почти вылечил рёбра, убрал переломы, два ребра полностью вылечил, у других переломы и трещины пока остались, но боль уже утихла. Я был аккуратно усажен в машину. Надо же, лимузин прислали, ЗИС-101, ход у машины действительно мягкий, для раненого самое то. В машине был адъютант командующего, а в сопровождении – грузовик с бойцами в качестве охраны.

Уезжал я с некоторым удовлетворением в душе: быстро тут всё сделано было, даже военно-полевой суд провели. Техника-интенданта разжаловали до простого красноармейца и отправили на передовую, в одну из тех рот, что в окопах сидели, и одного из бойцов вместе с ним. А мелкого приговорили к расстрелу, и тут же привели приговор в исполнение: расстреляли бойца перед строем. Ни черта не жалко, тем более всё по закону: напал на старшего по званию, да ещё нанёс тяжкие телесные, вот и получи. Понять и простить? Не, не слышал.

Среди снабженцев это вызвало довольно сильные волнения: кто-то считал, что всё правильно, но большинство, особенно среди тех, кто участвовал, но избежал наказания, считали, что приговор был излишне суров. Но они недолго так говорили: особист намекнул, что и они вскоре отправятся на передовую, те и заткнулись. А я был доволен: кровь не на мне, совесть моя чиста, всё по закону. Хотя всё равно, неправильно это было, нехорошо. А виноват техник-интендант: что ему стоило попридержать своих людей? Да, нехорошо как-то прошло моё тут появление.

Об этом я и размышлял, пока мы тихонечко, чтобы не растрясти мои раны, ехали к Симферополю – именно в этом городе и располагался штаб обороны. Дорога заняла больше часа. За это время я пустил на излечение всю зарядку. Не всё восстановил, трещины остались, но машину покинул уже сам, хотя и держался за бок. Мой чемоданчик нёс капитан, адъютант командующего. Форма у меня была в порядке, чистая и выглаженная, а чистка после того, как меня тут «приветливо» встретили, требовалась обязательно.

Здесь я познакомился с генерал-лейтенантом Сафроновым, который командовал Севастопольским оборонительным укрепрайоном, находясь в подчинении Закавказского фронта. И командовал он отлично: немцы не смогли взять Симферополь, остановившись в десяти километрах от города.

Помнится мне, в прошлой моей жизни тут другой командир командовал, и именно он сдал немало территорий, заняв оборону у Севастополя. Значит, зря я Сталину на командира обороны наговаривал, тут другой командует. Сейчас тут ситуация тоже критическая, но не настолько, как могла бы быть. Интересно, почему Сафронов в прошлой жизни не командовал? Ранен был? Убит? Не знаю.

Здесь же я познакомился с командованием обороной. Командующего флотом не было, он отбыл в Поти и будет не скоро. Его замещал контр-адмирал Елисеев, начальник штаба флота.

Я принял извинения за нападение, признав, что, действительно, некрасивая история произошла, и сказал:

– Не будем вспоминать эту историю, была и была, забудем. Лучше поработаем. Нужно составить списки необходимого вооружения и техники. Террор-группы доставят всё на территорию обороняемого края и передадут вам. Нужно прикинуть, кому и что передать, чтобы потом не медлить.

– Вам не тяжело? Может, сядете? – спросил один из командиров в звании полковника. Медиков в зале, где проводилось совещание, не было, но вот нашёлся человек, который озаботился моим состоянием.

– Благодарю, мне уже лучше, я постою.

Я начал описывать и перечислять, что будет доставлено через пару дней, и видел, как светлеют лица Сафронова и его подчинённых. Узнал, что с танками у них сплошные проблемы, всего один батальон, да и тот оснащён слабо, машин едва на роту хватало. Так что теперь этот батальон нужно срочно разворачивать в полк, а это значит отзывать с передовой танкистов, которые пошли воевать в пехоту.