Ева - Любовь Баринова

— Ты не имел права. — Голос глухой, хриплый. — Ты не имел права.

— Значит, пусть бы убийцы жили дальше припеваючи?

— Ты не имел права. — Опирается спиной о косяк, скрещивает ноги и руки. — Полиция. Судьба. Их совесть. Но не ты. Не ты!

— А что мне до их совести? Про полицию я тебе сказал. Я бы только выставил себя на посмешище. И ты же уже взрослая, знаешь, что полиция, суды созданы явно не для восстановления справедливости.

Ариша смотрит ему в переносицу:

— Сколько ты собирался мучить моих родителей? Год? Два?

— Убийц, — поправляет Герман.

Ариша переводит взгляд на пол, потом снова на Германа:

— То есть ты не собирался меня возвращать?

Тишина, только слышно, как капает в ванной из незакрытого крана вода.

— Нет? — Ариша ударяет затылком о косяк. — А как же тогда быть со мной в этой твоей системе восстановления справедливости? А как же я?

— Я был молод тогда, многого не понимал. И не знал тебя.

Где-то вверху просыпаются, хлопают двери, слышатся утренние голоса.

— Хочешь, пойдем в полицию. Или давай вызовем полицию сюда, — говорит Герман. — Хочешь, застрелю себя.

— Лучше меня застрели. Мои родители убийцы, а меня растил похититель. Как мне теперь жить с этим?

— Ариша…

— Почему ты не вернул меня, когда их не стало? — Смотрит на него, взгляд чужой, совсем взрослый, будто и не ее.

— Потому что некому было возвращать. Мояри выяснила… нет, нет, — поспешно поясняет он, едва Ариша вскидывает голову. — Мояри ничего не знала о том, что я похитил тебя, просто интересовалась этой историей… ну, ты же ее знаешь. Так вот, она выяснила, что из всех родственников у тебя только дядя, который сидит в тюрьме, да его жена. Мояри просветила меня насчет детдомов. Она сама там росла. Ариша, я никогда не хотел причинить тебе зла. Поэтому решил, что должен о тебе позаботиться, — говорит Герман. — Решил, что обязан сделать это. Раз уж все так вышло.

— Извращенная мораль преступника, — презрительно произносит Ариша. — Но они ведь были богатыми, мои родители? Неужели не нашлось бы опекуна или…

— Там, в этих вырезках, это должно было быть. Какая-то банда воспользовалась тем, что я тебя украл, и запросила денег. Пять миллионов долларов. Твои родители отдали все… подчистую, еще и в долг брали, — Герман отводит взгляд. — Ты осталась ни с чем.

Ариша молчит долго. Потом, не глядя на него, говорит:

— Уезжай. Придумай что-нибудь, какое-нибудь внятное объяснение… для Митьки… для всех… и уезжай. Из Москвы, страны. — Она поднимает на него опустошенные глаза. — Сделай так, чтобы я тебя никогда больше не увидела. И, пожалуйста, никогда никому не рассказывай то, что рассказал сегодня мне.

— Ариша…

— Не беспокойся, даже Митька никогда об этом не узнает.

— Но…

Она берет пуховик с дивана, школьный рюкзак и уходит. Герман слышит, как хлопает входная дверь, щелкает английский замок.

Глубокая ночь. Электрический свет в зале ожидания слишком ярок и больно бьет в глаза. Большинство пластиковых стульев пусты. А на некоторых, как на клетках шахматной доски, опустевшей к концу игры, спят редкие пассажиры, рассредоточившись по доске, то есть по залу, подальше друг от друга, сдвинув вязаные шапки на глаза или закутавшись в куртки или пуховики. Некоторые спят на дорожных сумках. Компания ребят возраста Ариши и Митьки, с рюкзаками в человеческий рост, пытается разбить налитую тишину веселыми перебранками и взрывами смеха, но их голоса глушит гулкий пульсирующий ночной ток крови в ушах. Электронное табло показывает 4:05. Вокзальный воздух разрежен, но еще продолжает отстаиваться: взвесь от тысяч людей, бывших здесь днем, их запахов, эмоций, отголосков слов, слез, смеха, грубых окриков, медленно и тщательно проходит сквозь невидимые воздушные фильтры. Герман поднимается со стула, расправляет плечи, поправляет лямки рюкзака. Он выспался, и выспался на удивление хорошо.

В туалете Герман раздевается по пояс, обрабатывает рану на плече, умывается, моет грудь, подмышки. У жидкого мыла запах яблока. Голодный желудок принимает яблоко за настоящее, громко дает знать о себе. Последний раз Герман перекусил вчера в буфете Ленинской библиотеки, в которой провел весь день, чтобы убить время. Герман вытирается бумажными полотенцами, бреется, чистит зубы, ополаскивая их водой из бутылки с минеральной водой. Долго смотрит на себя в зеркало, будто сомневается, он ли это. Переводит взгляд на отражения кабинок. Все, кроме одной, открыты. Герман надевает чистые носки, чистую майку, свитер с толстым горлом, пуховик. Пуховик отливает по бокам и на карманах салом, как кожа тюленя.

Вот уже вторую неделю Герман живет на Казанском вокзале. На работе после его просьбы помочь уехать в Сирию, ну или, Африку, ну или где мы там оказываем медпомощь, главврач дал двухнедельный отпуск и совет хорошенько отдохнуть и выкинуть глупости из головы.

Герман складывает грязные майку и носки в пакет (надо найти прачечную), взъерошивает волосы — купить расческу он все время забывает.

В кафе с незамысловатым названием «Кафе» по ночам работает Саня, студент, будущий проектировщик мостов. Когда бы Герман ни пришел, у Сани на прилавке, на коленях, на упаковках банок газировки раскрыты учебник или тетрадка с загадочными схемами. У Сани острый подвижный кадык, и Герману иногда кажется, что еще немного и кадык прорвет кожу и вывалится наружу, как кукушка из часов.

— Привет, Сань.

Завидев Германа, Саня радостно улыбается, обнажив неровные, смотрящие кто куда зубы, откладывает учебник.

— Здрасьте, Герман Александрович. Ужин или завтрак?

— Завтрак.

Блюдо на ужин и завтрак у Германа, собственно, одно и то же — горячий сэндвич с говядиной, сыром и маринованным огурцом. Разница только в напитке: к ужину пиво, к завтраку — кофе.

Саня принимается готовить. Герман уже знает, что парень зарабатывает на поездки, чтобы посмотреть мосты. Он любит рассказывать о мостах и иногда — о породах собак. Саня хотел бы завести лабрадора, но его некому будет доверить, когда он поедет в очередное путешествие. Бабушка почти слепа, а у мамы любовь и школа танцев, она забывает даже хлеб купить и памперсы бабушке, а иногда забывает и домой прийти.

Собирая заказ, Саня рассказывает о мосте Рамы, который соединяет Индию и Шри-Ланку. Саня собирается поехать его посмотреть.

— Это, Герман Александрович, не совсем мост, то есть не сооружение, которое вы представляете, когда слышите слово «мост». Это отмель, про которую до сих пор неизвестно — природный она объект или искусственный. Недавно индийские геологи заявили, что это искусственное сооружение и те, кто его строил, провели невероятную работу. На арабских средневековых картах эта отмель обозначена как реальный мост. Сейчас, правда, большая часть этого моста скрыта под водой, но до сих пор по нему можно пройти.