Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде - Владимир Бешанов

В боях за деревню Копцы подвиг совершили бойцы Красной Армии 225-й стрелковой дивизии сержант И.С. Герасименко, рядовые A.C. Красилов и Л.А. Черем-нов, одновременно закрывшие собой три амбразуры вражеских дзотов. Никаких подробностей этого ночного боя нигде не приводится, кроме довольно путаного донесения начальника политуправления фронта дивизионного комиссара Горохова:

«Разведчики Арсенин, Лифанов и Селезнев бросились к первому дзоту и через дымоходные трубы и двери гранатами стали уничтожать фашистский гарнизон. (Довольно необычный способ вести разведку, но ясно, что действовала группа блокировщиков.) По разведчикам открыли огонь из других, близко расположенных дзотов. Заметив это, Герасименко, Черемнов и Красиков (Красиковым он был и в выпущенной Госкиноиздатом листовке, потом оказался Красиловым) подбежали к ним, забросали гранатами и через амбразуры вытащили пулеметы, чтобы применить их против врага. В это время разведчики подверглись новому обстрелу из трех ранее молчавших пулеметных точек, огонь которых мог вывести из строя всю группу. Ближе всех других к этим пулеметным дзотам были сержант Герасименко и его бойцы Черемнов и Красиков. По команде Герасименко каждый из них бросился к одной из точек, но гранат уже не было (Кончились у всех сразу?), а винтовкой не остановишь пулеметного огня. (Неясно, куда подевались вытащенные из амбразур пулеметы.) Медлить нельзя было, и у всех троих одновременно возникло одно решение — без всякой команды, не сговариваясь, они бросились на дзоты и своими телами закрыли их амбразуры. Вражеские пулеметы замолкли. Остальные разведчики окружили дзоты и взорвали их. Полтора часа еще длился бой. Смело и беспощадно сражались разведчики, мстя за смерть боевых товарищей. Они уничтожили 55 солдат и офицеров и взорвали 6 дзотов. (Из наших, судя по всему, больше никто не погиб или погиб не так геройски.)

Сомнения вызывает то обстоятельство, что ни одной армии мира такого рода подвиги, противоречащие законам физики и человеческой психологии, оказались не по плечу. (Пуля весом 12,8 грамма из MG-34 вылетает со скоростью 755 м/с, силу удара подсчитайте сами. Писатель-фронтовик Виктор Астафьев, обсуждая с другим фронтовиком, Вячеславом Кондратьевым, подвиг Александра Матросова, заметил: «Грудью на дот, он конечно же не бросался… Амбразуру, ты знаешь, даже сытой комиссарской жопой не закрыть…».)

А тем временем части 2-й ударной армии все дальше углублялись в леса и незамерзающие болота. Только вперед!

«Как ни странно звучит, — пишет X. Польман, — но исход боя решался не в глубине территории у острия наступательных клиньев противника, врезавшихся далеко в леса тыла, какими бы угрожающими эти клинья ни казались на карте, а на месте прорыва Волхова и у шоссе Новгород— Чудово, т. е. у населенных пунктов Мясной Бор, Мостки и Спасская Полисть. Это ясно сознавало командование группы армий «Север», которое в соответствии с этим планировало свои контрмероприятия. Это поняли также солдаты, унтер-офицеры и офицеры, которые с особой стойкостью и упорством сражались здесь за каждый квадратный метр земли.

Советское командование, несмотря на все усилия, явно недостаточно серьезно отнеслось здесь к немецкому сопротивлению и положилось на эффективность своего удара в глубину вместо того, чтобы сначала наступать по обеим сторонам шоссе на север и на юг».

Войска генерала Клыкова — 12 расчетных дивизий, подгоняемые приказами фронта, не зная, что у них делается в тылу, пытались наступать веером по всей окружности освобожденной от врага территории. Плотность боевых порядков соответственно уменьшалась. 59-я стрелковая бригада после ожесточенных боев 28 января овладела Дубовиком, Большим и Малым Еглино. 87-я кавалерийская дивизия, 53-я и 57-я бригады втянулись в многодневные бои за село Ручьи в 25 км от Любани.

Продвижение во многом диктовалось условиями местности и упорством противника. Советские соединения имели успех, наступая на запад и северо-запад, где противника почти не было и бороться приходилось в основном с природой. Зато стоило повернуть на восток, в сторону Любани и железнодорожной линии на Ленинград, достижения были незначительны. Получив отпор, советские войска вынуждены были обходить населенные пункты с запада, снова углубляясь в заснеженные дебри, порой просто бродили по лесам, не зная своих задач, не имея сведений ни о своих, ни о немецких частях. «Так, в 53-й стрелковой бригаде, — доносил начальник политуправления Волховского фронта дивизионный комиссар Горохов, — не только красноармейцы, но и командиры не знали боевой задачи, не знали населенных пунктов, на которые шло наступление». Под Ямно сразу три стрелковые бригады, бодро шагавшие в колонном строю без разведки и боевого охранения, в полной уверенности, что все вокруг «уже наше», попали в организованный немцами огневой мешок. В результате «броуновского движения» огромного количества соединений, частей, отдельных подразделений и тыловых учреждений при характерном для Красной Армии того периода состоянии связи, штаб армии все в меньшей степени управлял процессом.

«При огульном продвижении… — объяснял генсек членам «ордена меченосцев» в 1929 году, — наступление должно неминуемо выдохнуться и провалиться. Огульное продвижение есть смерть для наступления». Сделавшись Верховным Главнокомандующим, Сталин забыл, чему поучал, видимо считал, что война — дело более простое, чем коллективизация. И кто бы решился его поправить.

С первых дней в войсках начала сказываться хроническая нехватка боеприпасов, которые доставлялись из Малой Вишеры с опозданием и в количестве, не достаточном для потребностей армии. Недостаток продовольствия в подразделениях восполняли кониной: почти вся техника была на конной тяге. А потери в лошадях, которых из-за отсутствия фуража кормили березовыми ветками, были большими. Как образно выразился один из ветеранов: «Лошади дохли как мухи». На голодном пайке сидели не только ушедшая в прорыв 2-я ударная армия, но и стоявшие на месте соседи, весь Волховский фронт. «В армиях совершенно отсутствуют махорка, сахар, сухари, мясо, концентраты, мука, — бил тревогу неугомонный Горохов, проверив состояние 4-й и 52-й армий. — В 65 сд пища варится из одной крупы, отпускаемой в половинной норме. В 80 кд нет соли. Ухудшилось положение с фуражом, овес на исходе, сено израсходовано, конский состав сильно истощен. В 60-м артполку 124 лошади от истощения не могут перевозить материальную часть».

Потери Волховского фронта за январь составили 73 тысячи бойцов и командиров, но при этом, за счет новых пополнений, количество войск и техники не уменьшилось, а по артиллерии увеличилось в полтора раза. На 1 февраля насчитывалось 25 дивизий, 9 бригад, 36 отдельных батальонов — более 233 тысяч человек, 3196 орудий и минометов, 171 танк. Военно-воздушные силы фронта имели уже 313 боевых самолетов. Армейскую авиацию полководцы при подсчетах обычно «забывают», но у тружеников тыла собственная гордость, и они докладывают, что ВВС армий получили дополнительно 188 машин.

В мемуарах советских генералов, написанных на основе сводок Совинформбюро и собственных донесений, неизменно утверждается, что бои проходили с «большими потерями для обеих сторон». Это невозможно чисто теоретически, учитывая, что «вооруженные до зубов» немцы твердо оборонялись на подготовленных позициях «в крепких оборонительных сооружениях», а наши солдаты атаковали их в чистом поле «без достаточной огневой поддержки». К примеру, бывший «гвардейский минометчик» Н.И. Исаков вспоминает: «Сколько я был в Мясном Бору — земли не видел, всюду трупы наших солдат. Убитого немца видел только раз, все ходили смотреть на него как на диковину». Да и могло ли быть иначе, если во главе армий стояли «полководцы» типа генерала Иванова, которому командующий фронтом вынужден был посылать такие вот телеграммы: «Категорически запрещаю проводить широко практикуемые вами штыковые атаки против сильно укрепленных позиций противника без предварительной огневой подготовки и серьезного обеспечения атаки минометно-артиллерийским огнем». С «обеспечением», по мнению Мерецкова, можно и в штыки.