Похвала праздности. Скептические эссе - Бертран Рассел

поскольку отвергает логику, на которой основаны эти системы. Она все больше склоняется к принятию и развитию позиции Джеймса касательно того, что фундаментальная материя мира не является ни психической, ни материальной, но чем-то более простым и фундаментальным, из чего состоят и разум, и материя.

В девяностые годы Джеймс был едва ли не единственной именитой личностью, за исключением самых древних стариков, кто выступал против немецкого идеализма. Шиллер и Дьюи еще не прославились, и даже Джеймс считался психологом, которого в философских вопросах не следует принимать всерьез. Однако с 1900 года философы начали бунтовать против немецкого идеализма – не с прагматической позиции, а по строго техническим причинам. В Германии, помимо великолепных работ Фреге (который начал писать в 1879-м, но широкому читателю стал известен лишь недавно), вскоре обрел огромную популярность монументальный труд Гуссерля «Логические исследования», опубликованный в 1900 году. В той же струе оказали влияние работы Мейнонга «О предположениях» (Ueber Annahmen) (1902) и «Теория предметов и психология» (Gegenstandstheorie und Psychologie) (1904). В Англии подобные идеи стали продвигать Дж. Э. Мур и я. Его статья «Природа суждения» была опубликована в 1899 году; «Принципы этики» – в 1903-м. Моя «Философия Лейбница» (Philosophy of Leibniz) появилась в 1900 году, а «Основания математики» – в 1903-м. Во Франции ту же философию энергично поддерживал Кутюра. В Америке радикальный эмпиризм Уильяма Джеймса (без его же прагматизма) смешался с новой логикой и породил радикально новую философию, философию неореалистов – несколько более позднюю, но и более революционную, чем вышеупомянутые труды европейцев, хотя работа Маха «Анализ ощущений» предвосхитила некоторые элементы ее доктрины.

Родившаяся таким образом новая философия еще не достигла окончательной формы и в некоторых отношениях остается незрелой. Более того, между ее разношерстными сторонниками существует немало разногласий. Местами она несколько расплывчата. И потому все, что возможно сделать, это перечислить некоторые из ее самых ярких особенностей.

Первая характерная черта этой новой философии состоит в том, что она отказывается от претензий на особую философскую методу или какое-то особое знание, достижимое с ее помощью. Она видит в философии нечто по существу единое с наукой, отличное от узкоспециальных дисциплин лишь универсальностью своих проблем и тем, что она занимается формированием гипотез, эмпирических доказательств которым пока нет. Она мыслит, что все знания – это научные знания и их следует доискиваться и доказывать научными методами. Она не ставит себе целью, как это обычно бывало в философии прежних времен, ни делать заявления о Вселенной в целом, ни создавать всеохватную систему. Основываясь на собственной логике, она полагает, что нет никаких оснований отрицать очевидную разрозненность и сумбурную природу мира. Она не считает мир «органическим» в том смысле, что из любой разумно понятой части можно вывести целое, как можно восстановить скелет вымершего чудовища по одной-единственной кости. В частности, она не пытается, как это делал немецкий идеализм, дедуцировать природу мира в целом из природы знания. Она рассматривает знание как естественный факт, подобный любому другому, не наделяя его никакой мистической и космической значимостью.

У новой философии было изначально три основных источника: теория познания, логика и математические принципы. Со времен Канта познание всегда понималось как взаимодействие, в котором познаваемый объект изменяется в процессе познания и, следовательно, всегда имеет определенные характеристики, обусловленные нашим знанием о нем. Также считалось (хотя и не Кантом), что существование вещи непознанной логически невозможно. Следовательно, свойствами, приобретенными благодаря процессу познания, должно обладать абсолютно все. Утверждалось, таким образом, что можно многое узнать о реальном мире, просто изучая условия знания. Новая философия, напротив, заявляла, что знание, как правило, не имеет никакого влияния на то, что известно, и что нет ни малейшей причины, почему не может быть вещей, которые не известны никому. Следовательно, теория познания перестает быть волшебным ключом, открывающим дверь к тайнам Вселенной, и нас отбрасывает обратно к кропотливым научным изысканиям.

В логике сходным образом «органический» взгляд сменился атомизмом. Ранее считалось, что на внутреннюю природу каждой вещи влияют ее отношения со всем остальным, так что глубинное знание одного объекта потребовало бы глубинного знания всей Вселенной. Новая же логика заявила, что внутренняя суть вещи не позволяет нам логически дедуцировать ее отношения с другими вещами. Это можно разъяснить примером. Лейбниц где-то заявляет (и в этом соглашается с современными идеалистами), что если муж находится в Европе, а его жена умирает в Индии, то в момент смерти жены в нем происходит внутреннее изменение. Согласно здравому смыслу, пока он не услышит о своей утрате, никаких внутренних изменений в нем не произойдет. Такую точку зрения и приняла новая философия; последствия оказались куда более масштабны, чем можно предположить на первый взгляд.

Математические принципы всегда имели важную связь с философией. Математика предположительно содержит априорное знание, обладающее высокой степенью достоверности, а большая часть философских учений стремится именно к априорному знанию. Со времен Зенона Элейского философы идеалистической касты всегда стремились дискредитировать математику, изобретая противоречия, призванные показать, что математики не отыскали настоящей метафизической истины и что истина философов повыше сортом. Такого немало у Канта и еще больше у Гегеля. В девятнадцатом веке математики разрушили этот бастион Кантовой философии. Лобачевский, открыв неевклидову геометрию, подорвал математическую базу трансцендентальной эстетики Канта. Вейерштрасс доказал, что непрерывность не касается бесконечно малых; Георг Кантор сформулировал теории непрерывности и бесконечности, в пух и прах разбившие все старые парадоксы, на которых тучнели философы. Фреге продемонстрировал, что арифметика вытекает из логики – идея, которую Кант отрицал. Все эти результаты были получены обычными математическими методами и очевидны, как таблица умножения. Философы отреагировали на ситуацию тем, что не стали читать всех этих авторов. И лишь новая философия ассимилировала новые результаты и таким образом одержала легкую обоснованную победу над сторонниками поддержания невежества.

Новая философия состоит не только из критики. Она конструктивна, но так же, как наука, творит мало-помалу и с большой осторожностью. У нее имеется особый технический метод созидания, а именно математическая логика – новая отрасль математики, гораздо более сходная с философией, чем любая из традиционных отраслей. Математическая логика впервые позволяет увидеть, каковы будут для философии последствия конкретного комплекса научных доктрин, какие следует допустить сущности и какие отношения между ними. Философия математики и физики с помощью этого метода чрезвычайно продвинулась вперед; часть результатов для физики доктор Уайтхед изложил в трех своих недавних работах[37]. Есть основания надеяться, что этот метод окажется столь же плодотворен и в других областях, однако в нем слишком много технической специфики, чтобы излагать его здесь.

Современная философия плюрализма в немалой