Конец Смуты - Иван Оченков

— Федя, — протянул он, — а у тебя невеста есть?

— Ага, — беззаботно откликнулся тот, — дядька Ефим хочет, чтобы я на Фроське женился.

— А ты чего?

— А чего я? Пока служба, а там видно будет.

— А она красивая?

— Кто?

— Ну, Фроська?

— Не знаю, красивая, наверное, — задумался на минуту Панин, и неожиданно сам для себя добавил — да, красивая и любит меня.

— Почем знаешь?

— Не почём, знаю и все!

— А красивей Лизы?

— Какой Лизы?

— Ну как какой… по мне красивей ее и быть не может. У Вани всегда красивые женщины вокруг были. Он мне показывал еще когда царем не был, Настю и Ксению. Они тоже красивые, но Лиза все равно красивее. Настю потом немчин зарезал, а Ксения не знаю куда делась.

— А ты чего царя Ваней зовешь?

— А он мне сам разрешил, давно, когда еще царем не был. Федя, а чего все смеялись поутру?

— А ты не понял?

— Нет, а ты?

— И я не понял, просто все смеялись и я начал, а то подумают что дурачок.

— Понятно, а, правда, Лиза красивая?

— Слушай Миша, ты где всех этих девок красивых видел? Настю, Ксеню, Лизу?

— У Вани…

— А Ваня у нас кто?

— Известно кто, царь.

— Вот, стало быть, девки вокруг него чьи? Царские! Мне Корнилий дураку все толковал, а я додумать не мог. А вот на тебя посмотрел и понял.

— Чего понял?

— Ничего, напомни мне, как в Москве будем, чтобы я тебя в стрелецкую слободу взял. Мне Корнилий показывал там одну вдову, не старую еще. Она бывает гадает, от хворостей всяких лечит, тем и живет. И от такой хворобы тоже средство знает, надо только денег чуток, вина сладкого сулею, да пряников.

— А ты к ней ходил?

— Нет. А теперь пойду, и тебя возьму!

— Федя, а ведь ворожба да гадание — грех!

Федька обернулся к приятелю и, посмотрев на его простодушное лицо, расплылся в улыбке: — «еще какой»!

* * *

На второй день после прихода полка Гротте в наш лагерь вернулся Лермонт. Как оказалось, пройдя с Анной почти до самой крепости они наткнулись на рейтар Храповицкого. Те признали подругу своего командира и приняли шотландца за своего. Тем более что в крепости они оказались совсем недавно и всех своих сослуживцев в лицо не знали. В крепости Джону удалось связаться с земляками и те его не выдали. Когда через несколько дней под стенами Белой появился еще один полк регулярной пехоты, а денег в карманах не прибавилось, шотландцы задумались, на той ли стороне они воюют. Сговорившись с командиром роты ирландцев полковник Дуглас послал своего человека на встречу со мной чтобы узнать что им может предложить русский царь. Этого человека и привел в лагерь наш бравый шотландец.

— Чертовски рад видеть вас живым сэр Джон, — приветствовал я пропавшего, — ты представишь мне своего друга?

— Конечно sire, позвольте представить вам шотландского офицера Джорджа Лермонта, — торжественно провозгласил тот.

— Как вы сказали, сэр Джон, Лермонта, вы родственники?

— Весьма дальние sire, — сдержано проговорил прибывший, — мы из одного клана и знаем друг друга с детства. Сказать по правде я не слишком поверил Джону, что вы произвели его в рыцари, но я рад, что он не соврал.

— Что же, друзья Джона мои друзья. Присаживайтесь Джордж и расскажите что привело вас ко мне.

— Очевидно, вы знаете, ваше величество, о цели моего прихода. Польский король оказался более щедрым на обещания чем на деньги. Мы давно не видели нашего жалованья, но каждый день теряем своих друзей. Что еще хуже эти польские свиньи прячутся за нашими спинами и при этом не скрывают своего презрения к нам. Они даже не участвовали в последней вылазке, хотя во все горло обвиняют нас в ее неудаче.

— А что говорит их командир?

— Храповицкий как раз дрался со своим рейтарским эскадроном вместе с нами. Он вроде бы неплохой человек для поляка, но он ранен и неизвестно выживет ли. Так что у поляков командует хорунжий Чаплинский.

— Кшиштоф?

— Да, кажется, его зовут Христофор.

— А что командир рейтар?

— Капитан Гротте хороший военный и ему и его людям в отличие от нас платили до сих пор исправно. Однако его наниматель вот-вот может отдать богу душу, а умирать за короля Сигизмунда у него нет никакого резона. Полковник Дуглас говорил с ним, и хотя он ничего не ответил, мне кажется, он не будет против. Но прежде мы хотели бы знать, что вы можете нам предложить.

— Если вы сдадите мне крепость я приму всех желающих на службу. Я умею ценить хороших военных и плачу им достойное жалованье. Впрочем, полагаю вам это известно от вашего родственника. Если же кто-то не захочет служить мне, я не стану его удерживать. Отсюда не так уж далеко до шведских владений, а мой брат Густав Адольф всегда нуждается в храбрых солдатах. Однако в последнее время они идут от него, ко мне.

В тот день я, как обычно, поднялся рано и, решив еще до завтрака прогуляться, велел приготовить лошадей. Через несколько минут конюхи подвели верного Волчка, и я вскочил в седло. Рядом тут же материализовались фон Гершов с Михальским, и мы тронулись. Несколько человек стражи следовали на почтительном расстоянии, не мешая прогулке. К реке уже шли стирать белье маркитантки, удивительно быстро освоившиеся в моем войске.

— Доброе утро, ваше величество, — поприветствовали они меня хором.

— Благослови вас бог, добрые женщины, — благодушно отозвался я.

— Хорошо ли вам служит малышка Лизхен? — громко поинтересовалась одна из них, ощерив в улыбке щербатый рот.

— Не жалуюсь красавица, а тебе что за печаль?

— Ну, мало ли, вдруг она по малолетству не справляется с таким бравым молодым господином, так мы могли бы помочь ей, — почти выкрикнула она, вызвав бурный смех у своих товарок.

— О, нет, добрая женщина, я всем доволен.

Сказать по правде, мне не слишком понравилась ее фамильярность, но проявлять недовольство маркитантками последнее дело, к тому же мне не хотелось портить себе утро.

— Не сердитесь на Клару, ваше величество, — оттолкнула ее одна из подруг, — все знают, что она дура и что язык у нее без костей.

— Я вовсе не сержусь, ты что-то хотела спросить?

— Да, хотела, вы верно не помните меня…

— Отчего же, ты Грета, подруга капрала Шмульке.

— О, ваше величество меня помнит! Все верно я — Грета, только я не подруга Шмульке, а жена и мне немного не по себе, особенно после того как пропала Анна. Если уж вы не питаете к нам вражды, так может, отпустите нас в крепость. Вы уж простите, если я что-то не так сказала, просто мы помним вас еще простым рейтаром…