Эта прекрасная тайна - Луиз Пенни

С последним ударом торжественного колокола вошли монахи. Они двигались цепочкой. Напевая. Белые капюшоны скрывали их лица. Руки по локоть прятались в свободных черных рукавах. Пение становилось громче, по мере того как в Благодатную церковь входили новые голоса, пока все пространство не заполнилось хоралом. И светом.

А потом вошел кто-то еще.

Старший суперинтендант поклонился, перекрестился и, несмотря на большое количество пустых скамей, уселся прямо перед Гамашем и Бовуаром.

И опять старший инспектор чуть наклонил голову набок. Надеясь, что так ему будет лучше видно. Монахов. Но еще и мотивы, которыми руководствовался этот человек. Ведь он не просто так столь стремительно спустился с небес.

Пока Бовуар сопел и хмыкал рядом с ним, Гамаш закрыл глаза и стал слушать прекрасную музыку.

И размышлять о тирании и убийстве.

И о том, правильно ли убивать одного ради благополучия других.

– Вы заблудились?

Бовуар повернулся на голос.

– Я спрашиваю только потому, что увидеть здесь кого-то довольно неожиданно.

В густой чаще в нескольких шагах от Бовуара стоял монах. Казалось, будто он внезапно материализовался из ниоткуда. Бовуар узнал его. Монах из шоколадного цеха, тот самый, на чей фартук падали капли темного шоколада, когда Бовуар видел его в последний раз. Теперь он облачился в чистую мантию, а в руках держал корзинку. Как у Красной Шапочки. «Entre-les-Loups, – подумал Бовуар. – Среди волков».

– Нет, я не заблудился, – ответил он и попытался быстро скрутить план монастыря.

Но с этим он опоздал. Монах стоял неподвижно и просто смотрел. Из-за этого Бовуар почувствовал себя глуповато и насторожился. Пребывание среди людей столь бесшумных и тихих, столь незаметных выбивало его из колеи.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросил монах.

– Я только… – Бовуар помахал наполовину скрученным свитком.

– Что-то искали? – Монах улыбнулся. Бовуар не удивился бы, увидев собачий оскал, но на лице монаха появилась лишь робкая, почти незаметная ухмылка. – Я тоже ищу, – сказал монах, – но, вероятно, не то, что вы.

Именно такие завуалированно-покровительственные замечания и отпускают верующие. Монах, вероятно, пребывал в некоем духовном поиске, гораздо более важном, чем любой из тех, на какой мог отправиться этот невнятно бормочущий мирянин. Монах шел по лесу в поисках вдохновения или спасения. Или Бога. Он молился или медитировал. Тогда как Бовуар искал сокровище.

– Вот нашел немного, – сказал монах.

Он нагнулся, потом выпрямился и протянул к Бовуару раскрытую ладонь, на которой катались несколько маленьких ягодок черники.

– Просто идеальные, – сказал монах.

Бовуар посмотрел на них. Они походили на все другие ягоды черники, какие он видел.

– Прошу, угощайтесь.

Монах протянул ладонь поближе к Бовуару, и тот взял ягодку. Это было все равно что ухватить пальцами атом.

Бовуар сунул черничинку в рот, который тут же заполнился вкусом, совершенно непропорциональным размерам ягоды. Вкусом, вполне закономерно, черничным. Но еще и осенним вкусом Квебека. Сладковатым и терпким.

Монах оказался прав. Ягода и в самом деле была идеальной.

Бовуар взял еще одну. Монах тоже.

Они вдвоем стояли в тени высокой стены сада настоятеля и ели ягоды. Всего в нескольких футах от них за стеной находился вылизанный, ухоженный сад с великолепными растениями. С лужайками и клумбами, скамейками и подстриженными кустами.

А по эту сторону стены вызрело много крохотных идеальных ягодок черники.

А еще здесь вырос густой подлесок, его ветки цеплялись за брюки Бовуара, и тот с трудом продирался сквозь заросли. Он следовал по контуру монастыря, сверяя чертеж с реальностью. У монахов он взял резиновые сапоги и теперь шагал по грязи, перебирался через упавшие деревья, карабкался на камни, пытаясь понять, совпадают ли чертеж и истинные очертания монастырской стены.

– Как же вы меня выследили?

– Выследил? – рассмеялся монах. – Я совершаю обычный обход. Тут есть тропинка. Почему вы не идете по ней?

– Пошел бы, если бы знал про нее, – сказал Бовуар, не очень уверенный, что они говорят об одном и том же.

Он достаточно долго проработал со старшим инспектором Гамашем, чтобы почувствовать тут аллегорию.

– Меня зовут Бернар, – представился монах, протягивая ладонь в синеватых черничных пятнах.

– Бовуар.

Рукопожатие удивило Бовуара. Он предполагал почувствовать мягкую, дряблую руку, но она оказалась твердой, уверенной, с кожей гораздо более жесткой, чем у Бовуара.

– Ух ты, глядите-ка! – Брат Бернар снова наклонился, а затем опустился на колени и принялся собирать ягоды.

Бовуар тоже присел и посмотрел на землю. Не сразу, но среди переплетения веток, мха и опавших листьев он разглядел то, что искал брат Бернар.

Не спасение, а самый маленький из диких плодов.

– Бог ты мой, – рассмеялся Бернар, – это же настоящая золотая жила. Я много лет хожу здесь осенью, но не знал, что тут их столько.

– Не хотите ли вы сказать, что иногда стоит сворачивать с пути?

Бовуар почувствовал, что доволен собой. Он тоже умел изъясняться аллегорически.

Монах рассмеялся:

– Один – ноль.

Следующие несколько минут они ползали по подлеску, собирая чернику.

– Ну вот, – сказал брат Бернар. Он встал, потянулся, отряхнул веточки с мантии. – Наверняка рекордный сбор. – Он заглянул в свою корзину, наполненную ягодами. Вы мой счастливый талисман. Merci.

Бовуар почувствовал, что очень доволен собой.

– А теперь, – сказал Бернар, указывая на два плоских камня, – моя очередь помочь вам.

Бовуар помедлил. Пока они собирали ягоды, он сунул план монастыря в кусты. Сейчас он невольно посмотрел в ту сторону. Бернар посмотрел туда же, но промолчал.

Бовуар вытащил свиток, и они уселись на камни лицом друг к другу.

– Что вы ищете? – спросил монах.

Бовуар все еще сомневался. Наконец он принял решение и развернул план.

Брат Бернар опустил взгляд на пергамент. Его глаза чуть расширились.

– План монастыря, составленный отцом Клеманом, – сказал он. – Мы знаем, что он начертил такой план. Понимаете, в свое время он прославился как архитектор. Потом стал гильбертинцем и исчез вместе с другими двадцатью тремя монахами. Никто не знал, куда они отправились. Впрочем, их судьба мало кого волновала. Гильбертинцы никогда не были богатым или влиятельным орденом. Совсем наоборот. А потому, когда они оставили монастырь во Франции, все решили, что орден расформировался или вымер.