Труды по античной истории - Георгий Петрович Чистяков

требуют обратно, и получив, берут и дают в долг то, что взяли с должника сверх отданного ему взаймы.

V. У мессенцев есть пословица:

Есть и до Пилоса Пилос, но есть и еще один Пилос[378],

а о ростовщиках можно сказать:

Есть и до прибыли прибыль, но есть и еще одна прибыль.

2. Ну конечно, они смеются над физиками, говорящими, что ничто из ничего не рождается[379], потому что у них-то прибыль рождается от того, что еще не существует или еще не получено. Собирать налоги, когда это предписывает закон, они считают позорным, но давая в рост, в сущности, противозаконно собирают налоги и в большинстве случаев, по правде говоря, обманывают своих должников, поскольку тот, кто получает денег меньше, чем записывается, становится жертвой обмана. 3. Персы, как известно[380], считают ложь вторым по величине проступком, а долги – первым. Ведь ложь часто сопутствует долгам. Хотя лгут больше дающие в долг, ведь они подтасовывают записи в своих дневниках, отмечая, что дали такому-то столько-то, тогда как дали ему меньше. 4. Причина этой лжи в выгоде, а не в нужде и безвыходном положении, в алчности, плоды которой им самим не нужны и бесполезны, но для пострадавших – губительны. 5. Ведь поля должников, которые к ним переходят, они не возделывают, а в их домах, выгнав хозяев, не живут, и ни их столы, ни их одежду не используют. Но как только погибнет кто-то один, они начинают преследовать следующего, увлекая его вслед за предыдущим. 6. Как огонь, распространяется это зло, раздуваемое гибелью тех, кто стал его жертвою, и истребляет их одного за другим, тогда как он, ростовщик, раздувающий и поддерживающий его всеми силами, ничего не получает, кроме того, что время от времени подсчитывает, скольких он разорил, скольких пустил по свету и откуда именно и как получил собранное и накопленное серебро[381].

VI. Но не подумайте, однако, что я говорю это, объявляя войну заимодавцам,

Ибо они никогда коней моих не угоняли[382].

Я ведь только показываю легкомысленно берущим взаймы, с каким позором и закабалением это связано, и объясняю, что брать в долг – дело крайнего безумия и малодушия. 2. – Есть у тебя деньги? Не бери в долг, ибо ты не нуждаешься. – Нет? Не бери в долг, ибо не выплатишь его. Теперь, однако, рассмотрим все это по порядку.

3. Катон сказал некоему плутовавшему старцу: «Человек, что же ты к старости, которая и без того связана с многочисленными неприятностями, добавляешь позор от своего плутовства»[383]. Вот также и ты – к бедности, которой сопутствует множество неприятностей, не присоединяй трудностей, происходящих от того, что влезают в долги и берут взаймы. Не лишай бедности одного того, чем она превосходит богатство, – беззаботности. 4. Чтобы не оказалась смешной пословица:

Трудно козу мне поднять, быка навалите на шею![384]

Не имея сил переносить бедность, ты сажаешь себе на шею заимодавца, ношу и для богатого непереносимую. 5. – Но как же я иначе прокормлюсь? – И это ты спрашиваешь, имея руки, имея ноги, владея речью, будучи человеком, которому свойственно любить и быть любимым, оказывать помощь и благодарить за нее? Как? – Обучая грамоте, воспитывая детей, охраняя дома, плавая и трудясь на корабле[385]. Во всем этом нет ничего такого, что было бы неприятнее и позорнее, чем услышать: «Отдавай!»

VII. Известный Рутилий[386], придя в Рим к Музонию[387], сказал: «Музоний, Зевс Сотер, которому ты подражаешь и походить на которого стремишься, не берет в долг». А Музоний, засмеявшись, ответил: «И не дает в рост». Ведь Рутилий, сам давая в рост, упрекал его за то, что он делал долги. 2. О безумная спесь стоиков! Зачем это тебе нужно приводить в пример Зевса Сотера! Здесь следует упомянуть то, что находится перед глазами. Ласточки не берут в долг, не берут в долг муравьи[388], которым природа не дала ни рук, ни дара речи, ни умения трудиться. Люди же, наделенные разумом, кормят за их сметливость коней и собак, куропаток, зайцев и галок. 3. Что же ты счел себя более неприспособленным, чем галка, и более безгласным, чем куропатка[389], наконец, более жалким, чем собака, и думаешь, что не получишь от человека никакой помощи за то, что ты ему служишь, его развлекаешь, сторожишь и защищаешь? 4. Разве ты не видишь, как много тебе дают земля и море?

Видел я там и Микилла, —

говорит Кратет[390], –

Шерсть он чесал, а жена чесать ему помогала,

Ибо спасались они от голода в бедности страшной[391].

5. Царь Антигон[392], увидев в Афинах Клеанта[393], которого долгое время не встречал, спросил у него: «Ты все еще мелешь, Клеант?» – «Буду молоть и буду делать это, чтобы не расстаться с Зеноном и с философией», – ответил он. 6. Такова мысль мужа, который рядом с мельницей и лоханью рукой, пекшей хлеб и моловшей, писал о богах, о луне, о солнце и звездах[394]. 7. А нам такие дела кажутся рабскими[395]! И вот именно поэтому нам приходится брать в долг, льстить людям рабского происхождения, угождать им, давать обеды, делать подарки и подношения – и все это, чтобы сохранить свободу! И не из-за бедности, ибо бедняку в долг никто не даст, а из-за чрезмерной расточительности. 8. Ведь если бы мы ограничились тем, что необходимо для жизни, то самого рода заимодавцев не было бы, как нету кентавров или горгон, потому что заимодавцев породила роскошь, не меньше чем мастеров по золоту и серебру и тех, кто приготовляет благовония и яркие краски. 9. Деньги-то мы берем в долг не на хлеб или на вино, а на землю, на рабов, на мулов, на триклинии, на общественные обеды, для того, чтобы неизвестно зачем устраивать городские праздники и с крайним честолюбием ублажать пустых и неблагодарных людей. 10. Тот, кто однажды запутается, навечно остается должником, несущим одного седока за другим, словно взнузданная лошадь. Отсюда нельзя бежать ни на какие поля или луга! И вот скитается должник подобно гонимым богам и упавшим с неба демонам у Эмпедокла:

Сила эфирная