Папа с седьмого этажа - Алекса Стар

— Не хочу…

— Вот если всё получится, то организм мы твой обманем, а если не получится, то будешь ты рожать в другом месте. Там тебя уже есть, там и аппараты ИВЛ есть, даже уже бригаду собрали. Это на крайний случай…

Но все вокруг понимали, что до этого крайнего случая мне ещё нужно долететь! Теперь начало и прихватывать спину. Я лишь робко просила кого-нибудь предупредить маму, Егора… Но такая ситуация почти в четыре утра сделала всех дёрганными и собранными. Лариса метнулась и собрала мои вещи, затем все документы, я и сама удивилась, как быстро прошло назначенное время. Меня с трудом переложили на другую каталку, отключили от аппаратов, оставили только капельницу, накрыли двумя толстенными одеялами и покатили к выходу, к карете скорой помощи, которая должна была довезти меня до площадки возле набережной.

Сан Саныч был моим сопровождающим.

— Так, Валентина, делая всё, что скажут врачи. Никто тебе зла не желает. Половина успеха — твой настрой. Так что не трусь, не панику и не истерируй! И не реви! Дыши.

— И всё? — робко переспросила.

— Есть ещё варианты?

Вертолёт санавиации был ярко-оранжевого цвета и каким-то маленьким, внутри всё напоминало ту же скорую помощь, за тем исключением, что окна походили на иллюминаторы. Внутри было мало места, поэтому меня передали врачу и медсестре, которые уже стали моими ангелами-хранителями в полёте, выдали наушники специальные и под обречённый мах рукой Сан Саныча взяли дело под своё крыло.

Лететь было не страшно, скорее, забавно. Мой первый полёт! И если бы не причина, по которой я тут оказалась, можно было даже наслаждаться процессом.

Боль в спине утихала, в животе уже была не такая сильная революция. Врачи переговаривались между собой, смотрели на данные приборов и только улыбались мне, будто я дурочка интеллектуальная и ничего не понимаю.

Обычно до областного центра можно было доехать часа за три на машине, но другое дело вертолёт! Очередная капельница не успела закончиться, когда мы приземлились в ещё тёмном городе, где нас ожидала машина скорой помощи, чтобы доставить в перинатальный центр.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я думала, что всё будет медленно, вязко и мучительно, но время неслось со скоростью света, мерилом всего стала капельница. И когда очередной врач склонился надо мной, задала лишь один вопрос:

— Всё?

Крики в коридоре были очень громкими. Крики вообще не могут тихими, но тут они просто оглушали. Лениво моргая и зевая, соображала, откуда я знаю этот голос. Мужской, но сейчас в нём слышалась паника. Голос… откуда же я его знаю?

Потом женские голоса и тоже знакомые.

— Я не могу вас пустить! Нельзя!

— Да вы издеваетесь над нами?!

— Это вы издеваетесь! Её привезли этим утром. Что вы хотите? Сейчас подойдёт врач и...

Егор?

Открыла глаза и осмотрелась: современная палата перинатального центра никак не напоминала мне палату нашей больницы. Я лежала одна и подозревала, что в какой-нибудь реанимации. Рука с катетером просто отваливалась, во второй тоже что-то торчало, но уже между пальцев. Знакомо пищал аппарат, который снимал КТГ, расшифровку даже не спрашивала.

Постельное бельё не было белым, наоборот, зеленоватым в жёлтый цветочек. Даже удивилась, с чего вдруг.

— Да скажите, что с ней!

Хотелось бы выйти, обняться со всеми. Ведь я слышала голос не только Егора, но и его родителей, своей мамы, которая вообще была уже в предынфарктном состоянии, потому что ей капли принесли. Сил же не было даже на то, чтобы поднять руку.

Дверь в палате была со стеклом, большим, прозрачным и каким-то толстым.

Подняла голову, чтобы лучше всё разглядеть и с удивлением заметила там лица: мои сумели прорвать оборону, но лишь для того, чтобы заглянуть в палату, не больше. Медсестра уже отгоняла всех, только Егор, прилипнув лбом к стеклу, смотрел на меня. Бледный, с покрасневшими глазами.

Я улыбнулась ему и показала большой палец. Опустила взгляд и с какой-то нежностью посмотрела на живот, который постоянно считала обузой: при мне, никуда не делся.

Егор, быстро заморгав, криво улыбнулся, а потом отошёл, чтобы не драконить медсестру.

Выдохнула с облегчением и, покачиваясь на каких-то странных волнах, наверное, усталости, закрыла глаза.

Рожать так рано? Вот уж нет!

Декабрь запомнился мне многими событиями: Ритка забеременела, мама нашла какого-то мужчину и, вроде бы, у них всё было серьёзно, она даже приезжала с ним ко мне — понравился.

Ах, да.

Я же родила!

Только всё было совсем не так, как я это себе представляла.

После незабываемого полёта на вертолёте, всех мытарств, страданий и слёз, я вдруг получила замечательные недели затишья, хоть и вдалеке от всех. Егор, проявлявший такую же любовь и упорство, как жена декабриста, ездил ко мне чуть ли не каждый день, хотя я на него и ругалась. Мама заскакивала на выходных, трещала без умолку, показывала мне баулы всего детского, что она нашла и что купила. Ну и привозила мне мои любимые булочки, даже не намекая на вес. Впрочем, этими булочками меня потчевал и Егор. Я же не могла признаться близким, что в меня это уже не лезет, не могу я поглощать всё в таких количествах. Зато этих булочек ждали медсёстры, которых теперь я снабжала такими вкусняшками.

Родители Егора приезжали пару раз, привезли стандартный набор фруктов, горячо поблагодарили за избавление от Жанны, а также сказали, что помогут с жилищным вопросом и взяли с меня обещание, что Егору я ничего не скажу.

Операцию мне назначили в двадцатых числах декабря. Я уже и правда была дирижаблем и считала дни, когда вся эта эпопея кончится. Плановое кесарево сечение казалось мне манной небесной!

Ко дню икс все съехались, чтобы терроризировать администрацию, несчастный медперсонал и меня. Впрочем, то утро встретило меня жутким снегопадом. Это заметил даже анестезиолог, который постоянно шутил, в том числе и над моим животом. Но делал это по-доброму.

— Впервые вижу такой… большой!