Папа с седьмого этажа - Алекса Стар

— Полицию дождаться! Забрали бы этого гнуса в каталажку! Где ему самое место…

— Значит, вы подтверждаете, что не давали ключи Завацкому Алексею Геннадьевичу? — проснулся начальник и ловко встрял в разговор.

— Что? Ключи?! Да этот… этот… эта редиска у меня их нагло стащила в бытность наших отношений, чтобы водить других редисок с целью продолжения рода! То есть спаривания! А когда я эту редиску, — ткнула пальцем в Лёшу, — построгала на салат, сменила замки. Так что да, не давала. Он пытался проникнуть в мою квартиру. И я не знаю, с какой целью!

— Плохи ваши дела, Алексей Геннадьевич…

Лёша поджал губы и вскинул подбородок.

— Я просто люблю эту женщину и…

Тут уж не выдержал Егор. Он даже встал со стула, нагло и сурово возвышаясь над жалким Лёшей.

— Ты? Любишь? Валю?! Да в каком месте! Жук ты, вот ты кто! Сказал бы пару ласковых, так при женщинах не выражаются. В каком месте ты её любишь? Тебе ещё хватает наглости говорить об этом? Слушай сюда, пакостник мелкий, — Егор угрожающе закатал рукава, не обращая внимания на остальных. — Я тебе в следующий раз так лицо раскрашу, что ты сможешь изображать только «Чёрный квадрат» Малевича! Буду платить штраф за штрафом, мне не жаль! Если ты по-другому не понимаешь… Такая женщина могла быть твоей, а ты… И как таких мудаков любят? За что любят? Выбить бы из тебя всё…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Начальник томно кашлянул. Егор обернулся, выдохнул и опустил руку, которую уже поднял для расправы с Лёшей.

— Любил бы Валю, никогда так не поступил.

— А ты её любишь, да? Любишь? — Лёша взвился. — Не смеши!

— Если бы Валя сказала, что любит тебя, я бы к ней даже не подошёл. Ну и пусть ты мудак, но не вмешивался бы. Хотя тут спорно, потому что я Валю люблю и желаю ей только лучшего. Ты в категорию эту не входишь!

Устав слушать препирательства, я тяжко вздохнула, мягко освободилась от рук мам, дав понять, что буянить не буду, и обратилась к полицейскому:

— Я могу написать заявления? На вот этого человека? Он меня донимает, изводит, преследует. Наверное, маньяк, — хотела сказать «сексуальный», но промолчала. Тут бы я против истины грешила. — В квартиру хотел вломиться.

— Да, тут уже не на штраф тянет…

Кажется, впервые Лёша понял, как он вляпался. Мамочки тут не было, никто не поможет. Грозило всё это очень серьёзными неприятностями. Я это тоже поняла и решила воспользоваться шансом:

— Скажите, пожалуйста, а мы можем как-то уладить этот вопрос миром? Мне нужен покой, а не нервотрёпка. Была бы очень благодарна. Думаю, Алексей Геннадьевич согласен на такое предложение?

— Можно небольшим штрафом, — начальник улыбнулся в усы и отвёл взгляд.

Я упёрла руки в бока и уставилась на Лёшу. Изо всех сил пыталась убедить его мысленно, чтобы он принял моё предложение. Лёша поднял на меня взгляд, скривился, как от зубной боли и отвернулся.

Всё, последний бастион пал. Поняв, что ему светит, а что не светит, он принял единственно верное решение: спасать собственную шкуру.

И скатертью дорога!

Ночью в палате было тихо. Завтра я собиралась на выход с вещами, чтобы потом вернуться в декабре и с концами.

Успокоиться не получалось. О себе давали знать и падение, и та нервотрёпка, которую мне устроили Лёша с Егором. Плюс ещё вдруг подскочило давление. Так что я ощущала себя полной развалиной. Когда появилась тянущая боль в животе, уже проваливалась в дрему, а проснулась посреди ночи от жуткого толчка в животе. Мне даже показалось, что он сейчас лопнет и оттуда дети повыскакивают. Тянущая боль не проходила.

Кряхтела, ворочалась с боку на бок и проклинала всё на свете. Можно было присоединить динамо-машину, чтобы я начала электричество вырабатывать. Кровать подо мной поскрипывала вдобавок ко всему.

Машка, моя единственная соседка, подскочила в кровати и, сонно потирая глаза, уставилась на меня. Схватила телефон и включила фонарик:

— Валя, ты чего не спишь?

— Не знаю, не спится… И живот о себе даёт знать.

Маша появилась недавно, Лариса дала ей заочную кличку «Бывалая», потому что девушка рожала уже четвёртого. Наверное для неё это всё равно, что на работу сходить.

— Как даёт знать? Тянет?

— Я… я не знаю, странные ощущения…

Покрывшись холодной испариной, вытаращилась на Машу:

— Скажи мне, что это не оно! Пожалуйста, мне слишком рано!

— Не знаю… Пойду звать Ларису, пусть она тебя смотрит, и кто у нас там сегодня дежурный…

Девушка, закутавшись в мягкий необъятный халат, торопливо выскочила в коридор. Я же с тревогой щупала свой живот, едва дышала и задавалась одним и тем же вопросом: «разве это схватки?».

Лариса заскочила в палату как ошпаренная. Включила свет, окончательно разбудив меня, закрыла дверь перед носом у любопытной Машкой, попросив ту подождать в коридоре.

Я и не знала, что это лишь начало светопреставление, под названием «преждевременные роды». Лариса, бегло осмотрев меня, задав вопросы, принялась звонить заведующему, Сан Санычу. Того подняли из тёплой постели, чтобы уже через полчаса он в окружении чуть ли не десятка врачей осмотреть меня и подтвердить то, что сказали другие, что я так не хотела слышать:

— Рожаем.

— Это вопрос или утверждение?

— Это вопрос, который может стать утверждением!

Мне добавили капельниц, облепили живот какими-то датчиками, чтобы проверять сердцебиение малышей. Затем и вовсе переложили на каталку и куда-то повезли, я даже в этой кутерьме никому не успела позвонить. А когда мне зачем-то напялили на лицо маску и сказали не волноваться, я чуть не закричала настоящим павлином.

— Вертолёт будет через сорок минут… — Сан Саныч весь в мыле смотрел на длинную ленту, выезжающую из аппарата и строго на меня смотрел. — Увезут тебя от нас.

— Зачем? — поморщившись от очередного кульбита в животе, жалобно посмотрела на мужчину.

— Ты же не хочешь рожать?

Тут же вместо опустевшей капельницы принесли другую, рука с катетером уже побаливала, но я на это даже внимания не обращала.