Прежде чем мы стали чужими - Рене Карлино

Его глаза-бусинки смотрели на меня, словно лазер, прожигая насквозь.

– Рик, я даже не знаю. Ты начинаешь пугать меня.

– Оно суперсильное. Тебе понравится, еще скажешь мне «спасибо».

Из комода он вытащил стопку бумаги и протянул мне:

– Надо?

– Хм, да, – я взял бумаги и травку и распихал по карманам.

– Сворачивай потоньше, и выкури со своим приятелем сначала половину, а потом посмотрите, как пойдет.

– Слушай, а если мой приятель – невысокая, хрупкая женщина?

– Нормально. Женщинам это нравится.

Уже идя к двери, я обернулся:

– Рик, не знаю, как тебя и благодарить.

– А, не волнуйся. Считай, я расплатился с тобой за то, что ты нашел тогда Джеки Чана.

В своей квартире я нашел Грейс сидящей на диване. Ноги в колготках она закинула на кофейный столик. Она поставила играть Колтрейна, ее глаза были закрыты, а голова откинута на спинку дивана. Она выглядела так, будто находится дома. Боже, я ее люблю.

– Смотри, что у меня! – я показал ей траву.

Она взглянула.

– Мы накуримся и будем плясать?

– Предпочтительно голыми.

– Не пытай свою удачу.

Я опустился возле столика на колени и скрутил довольно корявый косяк. Грейс наблюдала за мной, не переставая хихикать.

– А ты не смейся.

– Пусти, дай лучше я.

Она взяла новую закрутку и свернула прекрасный, ровный, тонкий, тугой косяк.

– Грейси, где это ты так научилась?

– Мы с Тати иногда это делаем. Точнее, в каждое первое воскресенье месяца.

– Ты шутишь? Нет, это только Татьяна может выделить специальное время, чтобы курить траву.

– Ага, есть вещи, которые не меняются. – Она раскурила и затянулась. Удерживая дым внутри, она выговорила тоненьким голосом: – Да никто и не хотел бы этого.

После того как мы покурили, все вокруг стало слегка размытым. Я включил «Суеверие» Стиви Уандера, Грейс поднялась и начала танцевать. Ее волосы развевались, а я смотрел на нее в оцепенении, не понимая, как, черт возьми, я мог позволить ей исчезнуть из моей жизни.

– Мэтт, потанцуй со мной.

Я встал, и мы танцевали, пока песня не кончилась. После нее началась «Ты солнечный свет моей жизни». Мы замерли, глядя друг на друга. Потом Грейс не выдержала:

– Это дурацкая песня.

– Грейсленд Мэри Старр, это великая песня. Это классика.

Я схватил ее и закружил, а потом притянул к себе и сделал несколько нарочитых танцевальных движений.

– Портер.

– Что? – Я сделал вид, что не расслышал. – Музыка слишком громкая, что ты сказала?

Она отрицательно потрясла головой и позволила мне закружить ее в танце. Мы плясали, пока у обоих не закружилась голова.

Часом позже мы сидели на полу в моей кухне, уминая сыр и виноград. Грейс опиралась спиной о холодильник и вытянула ноги вперед, а я, в той же позе, напротив, опирался о дверцу шкафчика.

Она подкинула вверх виноградину, а я поймал ее ртом.

– У меня есть одна идея… – начала она.

– Давай.

– Давай поиграем. У тебя есть повязка?

Я приподнял бровь.

– Нет, это не то, что ты подумал.

Я вытащил из ящика длинное красное посудное полотенце и сунул ей. Она встала на колени, наклонилась и завязала мне глаза.

– Грейс, ты меня пугаешь.

– Мы будем играть в «Угадай, что я положу тебе в рот».

– Господи Иисусе. Название мне уже нравится.

– Не слишком возбуждайся.

Слишком поздно.

Я слышал, как она шуршит и звякает чем-то в кухне, а потом снова садится возле меня:

– Ладно, открывай рот.

Я почувствовал во рту ложку. Что-то соскользнуло с нее прямо мне в глотку. Оно было непонятным, отвратным на вкус, а его консистенция вызвала у меня мурашки.

– Елки, что это было?

– Ты должен угадать – в этом весь смысл игры.

– Виноградное желе с соевым соусом?

Она сняла с меня повязку, и я увидел ее восторженное лицо.

– Верно! Я думала, ты в жизни не догадаешься!

Я покачал головой:

– Ну, это совсем не так весело, как я того ожидал.

– Погоди, у меня есть еще.

– Нет.

– Ну один разочек, – заныла она.

– Ладно, – я снова натянул на глаза повязку.

Она ускакала и вернулась через секунду.

– Мэтти, открывай.

Она засунула мне в рот палец, и он как будто был покрыт шоколадной пастой.

– Шоколадная паста а-ля Грейс?

Она, сияя, сняла с меня повязку.

– Теперь моя очередь, – сказал я. Я завязал ей глаза, встал и сделал вид, что вынимаю из ящиков какие-то вещи. Потом снова сел рядом с ней: – Готова?

– Ага!

Она раскрыла рот, и я стал целовать ее, начав с нижней губы, спускаясь к шее и снова возвращаясь ко рту, до тех пор пока наши языки не сплелись, а руки не потерялись в волосах друг у друга.

Мы слились в объятии на полу моей кухни, но потом Грейс резко вырвалась.

– Проводишь меня домой?

Я отстранился, внимательно глядя ей в лицо.

– Конечно. Но ты понимаешь, что можешь остаться здесь, если хочешь? Без всяких глупостей, обещаю.

– Мне надо домой.

– Ладно. – Я протянул руку и помог ей встать. Она нашла свою сумку, проверила телефон и сунула в рот мятный леденец.

– Ты с кем-то встречаешься?

– Я думала, что встречаюсь с тобой, – ответила она.

– Ну да. Мы встречаемся. Ооочень медленно.

– Маттиас, ты что, пытаешься давить на меня? В двадцать один ты был терпеливее. Что с тобой стало? – Ее голос звучал весело.

Я рассмеялся.

– Ну, тогда-то я не знал, что упускаю. А теперь знаю.

Мы вышли на улицу, и я проводил ее до дома. Когда мы остановились у входа в ее дом, я обернулся к ней.

– Хочешь вместе пообедать в пятницу?

– С радостью, – она поцеловала меня. – Сегодня мне было так классно.

– Мне тоже. Давно у меня не было такого веселого вечера.

– Ненормативная лексика, провоцирующие танцы, наркотики и сосание пальцев, безусловно, рассматриваются как веселье тринадцатого уровня, – сказала она, наклоняясь и целуя меня в щеку последний раз.