Прежде чем мы стали чужими - Рене Карлино

Когда на следующий день я подошел к дому Грейс, к нему подъехало такси, и сквозь стекло я увидел девочку-подростка. Эш. Я хотел бы иметь пять минут, чтобы подготовиться и подумать, как сказать этому ребенку, что жизнь – боль и что слишком поздно возвращаться и что-то менять, и чтобы она забыла о моем существовании.

Она вышла из такси и направилась прямо ко мне.

– Привет, – сказала она, протягивая руку. – Я – Эш.

Она была яркой и уверенной. Как ее мать.

– Привет… Эш. – Я все еще пробовал на язык это имя. На моем лице застыло выражение ужаса и любопытства одновременно.

Она не улыбалась, но и не пялилась на меня. Выражение ее лица было мягким.

– Чтобы ты понимал, мама все мне рассказала, и я видела ваши старые фотографии.

– Это хорошо.

– Не хочешь пойти выпить кофе или чего-то еще? – подняла она изящные брови. Я был поражен ее дружелюбием. – Ты в порядке? – спросила она.

Разве не я должен был спрашивать ее об этом? Я-то думал, что вести разговор придется мне.

Она была выше Грейс. На ней была рубашка с разрезами по бокам; сквозь них просвечивал лифчик. Я подумал, что она просто не может быть моей дочерью, но одновременно я точно знал, что это так. Как вышло, что у меня такая взрослая дочь? Я мгновенно почувствовал себя стариком. Эта девушка была живым напоминанием о времени, которое мы с Грейс потеряли.

– Сколько тебе лет? – спросил я, хотя и так это знал.

– Пятнадцать.

– Пятнадцать, которые двадцать пять?

– Мне пришлось быстро вырасти, – отрезала она. – Ты хочешь начать быть отцом прямо сейчас? Я не против, конечно, но, может, сначала кофе попьем?

– А тебе уже можно пить кофе?

Она рассмеялась. Мне показалось, ей понравилось, что меня это заботит.

– Ага, мне разрешено пить кофе с десяти лет.

Человек, проходящий мимо, странно посмотрел на нас.

– Нечего смотреть, Чарли, – сказала Эш и придвинулась ближе. – Не беспокойся, ему просто скучно.

Я кивнул. Это мое дитя. Моя дочка. Вытянув указательный палец, я легонько ткнул ее в плечо.

– Я настоящая, – фыркнула она. – Да, у тебя есть ребенок.

– Вообще-то не совсем ребенок, да?

– Ну наконец-то кто-то это признал!

Я нервно рассмеялся. Я не мог поверить, насколько она понравилась мне с первого же взгляда. Она была смешная и забавная и так похожа на Грейс в молодости. Прошло несколько неловких минут, и она начала подниматься по ступенькам.

– Эш, мне очень многое надо переварить.

– Я не рассыплюсь, если ты больше не захочешь иметь со мной дела.

Я схватил ее за руку чуть выше локтя и развернул к себе. Я осознал, что очень даже хочу иметь с ней дело, только не знал, как это выразить.

– Послушай, я только неделю назад узнал о твоем существовании.

Она посмотрела на мою руку, которая все еще стискивала ее локоть, потом перевела глаза на меня и сморщилась, будто что-то искала. В этой ее гримасе я тут же узнал самого себя.

– Прости, – я выпустил ее локоть и посмотрел на свою руку, как будто не мог ею управлять. – Пошли выпьем кофе.

Она шумно выдохнула.

– Ладно, ладно. Дай я только брошу сумку и скажу маме.

– Давай, – кивнул я. Я заметил, что она сказала не «моей маме», а просто – маме, как дети обычно говорят одному родителю про другого.

Мой мозг не позволял мне даже начать анализировать свои чувства. Я смотрел на дверь, пока Эш снова не вышла. Она скрутила волосы на макушке в пучок, как всегда делала ее мать. Ее лицо было напряжено, и она поморщилась, протягивая мне мою рубашку.

– Черт, она там совсем расстроена. Пошли.

– У нас с твоей мамой некоторые недоразумения…

– Сложные взрослые вещи, – сказала она, повернулась и пошла по улице. – Пошли.

Я взял рубашку и пошел за ней, как щенок на поводке. Она шла уверенно, не оборачиваясь, а я трусил позади.

– Ну же, это всего в двух кварталах. Ты так и будешь тащиться за мной всю дорогу?

Я прибавил шагу и пошел с ней рядом.

– Расскажи мне о себе. Ты тоже музыкант, как мама?

– Я умею играть на пианино, но нет, я не музыкант. Я предпочитаю визуальную информацию; думаю, я скорее в тебя.

– Да? – В собственном голосе я расслышал надежду и гордость.

– Да. Думаю, из этого получится что-то стоящее.

Я не понял, что она имела в виду. Она продолжала идти.

– Я хочу стать графическим дизайнером.

– Это здорово. Ты хорошо учишься?

– В школе мне легко, нечего делать. Скучновато, конечно, но я стараюсь. И не то чтоб у меня был большой выбор, да?

Кто это существо?

Она указала на кафе по соседству, и мы зашли. Эш заказала латте и кекс, а я свой обычный черный кофе. За стойкой работал симпатичный парень, и я заметил, как Эш строит ему глазки.

Я потрясенно посмотрел на нее. Девочки-подростки до сих пор были для меня совершенно чужеродным элементом.

– Что? – спросила она.

– Нет, ничего.

Мы сидели за маленьким круглым столиком у окна и смотрели на улицу.

– Хороший день. Люблю весну.

– Мы с тобой будем говорить о погоде? – спросила она напрямую, но спокойно. Я все не мог привыкнуть к ее уверенности в себе.

– У нас с тобой нет никаких инструкций, Эш.

– Я знаю и стараюсь отнестись с пониманием, но взрослый-то здесь ты…

– Ты права, – я чуть не подавился.

– Слушай, я знаю всю вашу историю. Мама была со мной очень честной, пока я росла, и теперь, когда мы поняли, что ты вообще ничего не знал про меня все это время.

Я почувствовал облегчение. У нее отлично получалось позволить мне расслабиться.

– Это правда, я ничего не знал.

– Тебя никто не винит.

– Это меня не волнует. Но, раз мы об этом заговорили, скажи, что ты думала обо мне раньше, когда считала, что я не хочу тебя знать?

– Ну, у мамы был своего рода альбом про тебя. Там были фотографии, и записки, и всякие штуки, еще с тех пор, как вы учились в колледже, и потом она вырезала статьи о тебе, и твои работы и все время добавляла туда. – При мысли, что Грейс это делала, у меня захватило дыхание. – И она всегда брала меня посмотреть на твои фотографии, когда их выставляли на витринах в центре, но мы никогда не обсуждали твою личную жизнь.