Загадочное дело Джека-Попрыгунчика - Марк Ходдер

— Я уверен, что, когда мы его найдем, вы его покараете по всей строгости закона, инспектор Честен.

— Ладно. Пошли вниз. Есть еще кое-что.

— Внизу?

— На кухне, — сказал Честен. — Кстати, хозяева дома, мистер и миссис Пейн, сдают эту комнату. Откуда у мальчишки деньги, чтоб ее оплачивать?

— За него платила Лига трубочистов, — объяснил Бёртон. — Есть такая организация.

Они с Суинберном вслед за полицейским сошли вниз по лестнице. Поэт вертел головой по сторонам, стараясь не пропустить ничего.

Они проследовали через холл и оказались в маленькой узкой кухне, где пахло вареной капустой и животным жиром.

— Секунду. Констебль Кришнамёрти! — позвал Честен.

— Я тут, сэр, — раздался ответ, и человек в форме вышел из комнаты. За ним стояли мистер и миссис Пейн, хозяева.

Оба замерли, будто в ступоре. Женщина, не видя ничего перед собой, наливала в чашку воду, которая уже перелилась через край, образовала большую лужу на кухонном столе и капала на пол; ее супруг замер в полушаге, поднеся руку с сэндвичем ко рту. Оба бессмысленно глядели на дверь, которая вела в маленький задний дворик.

Бёртон поглядел в их неподвижные глаза.

— Эти люди обездвижены психическим магнетизмом, — вынес он заключение.

— Вижу, — ответил инспектор Честен. — Ментальное зомбирование.

— Да. Сейчас я выведу их из транса.

Следующие несколько минут человек из Ярда в замешательстве глядел, как Бёртон пел и махал руками перед супругами Пейн. Они с трудом пришли в себя, и их ввели в гостиную, где они тяжело опустились на стулья. Они помнили только стук в заднюю дверь и человека с белой кожей, белыми волосами и розовыми глазами — больше ничего.

Честен рассказал им о том, что случилось с их жильцом. Женщина забилась в истерике, мужчина начал ругаться, и Бёртон с Суинберном ушли.

Они протиснулись сквозь толпу, не обращая внимания на вопросы, сыпавшиеся со всех сторон, и быстро зашагали прочь.

— Ты должен был предвидеть это, Ричард, — заметил поэт необычайно мрачным голосом. — Олифант прочитал твои заметки.

— Знаю. Я проклятый идиот, вот кто я такой! — выругался Бёртон. — Но у меня и мысли не было, что этот ублюдок успеет побывать здесь и разделаться с мальчишкой. Как, черт побери, я мог не подумать об этом? Никогда себе не прощу!

— Не глупи. Ты не подумал потому, что детоубийство для нормального человека совершенно немыслимо, — сказал Суинберн. — Ни один человек, если он не свихнулся, не будет рассматривать такую возможность. И не подумай, что я упрекаю тебя, ради бога! Я просто имел в виду, что твоя новая работа требует… иного способа мышления. Ты должен настроить свой феноменальный интеллект на разбор любых вариантов, даже таких извращенных, как этот.

— Ты прав, Алджи, но должен признаться: я в себе не уверен. Сначала Монти Пеннифорс, теперь Уильям Таппер — сколько еще невинных людей потеряют жизнь из-за моей нерадивости?

Суинберн внезапно подпрыгнул и крикнул тонким голосом:

— Черт побери, Ричард, неужели не ясно, что ты не выпускал кишки кэбби и не резал ребенка! Это сделали другие — и ты должен остановить их, прежде чем они совершат еще какие-нибудь зверства!

— Ладно! Пойдем осмотрим комнаты пропавших мальчиков. Может, нам придет в голову, почему они не вернулись, как Таппер и другие.

Второй адрес, который дал Бёртону Жук, привел их на улицу в четверти мили отсюда. Это было достаточно респектабельное место, застроенное представительными домами прошлого века, теперь разделенными на квартиры и отдельные комнаты. Дом, который они искали, оказался трехэтажным и стоял на самом углу. Владелец его, Эбенезер Смайк, сдавал все комнаты Лиге трубочистов.

У Смайка был нездоровый цвет лица, глаза неодинаковой формы, впалые щеки и длинная несимметричная челюсть, из-за чего лицо его казалось странно изогнутым. Он выглядел озабоченным какими-то проблемами, смотрел на посетителей как-то искоса, слегка отвернув лицо. На нем был длинный поношенный халат желтовато-зеленого цвета, из-под которого выглядывали бледно-желтая рубашка, брюки в черно-белую клетку и потрепанные тапочки, также клетчатые.

— Лига все еще платит за комнаты, — объяснил он, ведя их вверх по лестнице, — хотя они и пустуют. Я ничего не трогал. Вот, пожалуйста.

Он открыл дверь, за которой оказалась маленькая комната, где находились кровать, стол, стул, платяной шкаф и тазик для воды.

Бёртон вошел и осмотрел комнатку, взглянул на одежду в шкафу — рубашка, жилет, брюки, трусы, мягкие тапочки; на столе — расческа, оловянный солдатик и пакетик леденцов. С тазика свисала запачканная сажей фланелевая рубашка. Потрепанная книжка «Гибель Робин Гуда» лежала на кровати.

— Это комната Бенни Вимпера, — пояснил Смайк.

Появились два мальчика, наблюдая за происходящим из-за плеча хозяина. Суинберн улыбнулся им и спросил:

— Вы тоже трубочисты, ребята?

— Да, мистер, — ответил один из них.

Следующая комната, Якова Спратта, почти ничем не отличалась от первой. Из-под кровати выглядывали тапочки, над умывальником висело зеркало, на столе лежал изодранный блокнот с детскими рисунками, главным образом локомотивами.

Суинберн внимательно осмотрел свое отражение в зеркале.

— Я когда-то был натурщиком у прерафаэлитов, — промямлил он, — но сейчас они бы не стали меня рисовать. Ну и рожа…

В последней комнате, где жил Раджиш Тхакарт, было полным-полно солдатиков, которых мальчик искусно вырезал из брусочков дерева. Его перочинный ножик лежал на столе рядом с потрепанной книгой на санскрите. Бёртон узнал «Бхагавад-гиту».

В шкафу было больше одежды, чем в других комнатах, в том числе маленький шервани — длинное одеяние, похожее на пальто, которое носят в Южной Азии. Очевидно, мальчик не забывал собственных корней, хотя был сиротой и находился далеко от родины.

Когда они вернулись в коридор, Бёртон остановился и задумался. Он взглянул на Суинберна, потом на двух маленьких трубочистов, прятавшихся за Эбенезером Смайком, затем опять поочередно вошел в каждую комнату и внимательно осмотрел обувь.

Выйдя, он неожиданно присел на корточки и задорно подмигнул обоим мальчикам. Суинберн усмехнулся, удивленный тем, как быстро жесткое выражение лица Бёртона смягчилось приветливой улыбкой.

— Парни, у меня есть два шиллинга, — сказал Бёртон. — Хотите заработать по одному на нос?

— А то! — хором ответили оба и встали перед Бёртоном, как солдатики. — Что угодно, мистер?

— Как тебя зовут?

— Чарли, сэр, а его — Нэд.

— Ну, Чарли и Нэд, ответьте мне на один вопрос.

— Да, сэр?

— Три мальчика, которые занимали эти комнаты, были высокого роста?