Мягкая мощь. Как я спорил с Бжезинским и Киссинджером - Джозеф Най

также может внести свой вклад в обеспечение подотчетности. Частные ассоциации и кодексы, подобные тем, что были созданы международной химической промышленностью после взрыва завода компании Union Car- bide в индийском городе Бхопал в 1984 г., могут предотвратить гонку стандартов на дно. Практика «называния и порицания» помогла потребителям привлечь к ответственности транснациональные компании в сфере производства игрушек и одежды, о чем свидетельствуют компании Mattel и Nike. И хотя люди имеют неравные голоса на рынках, после азиатского финансового кризиса подотчетность через рынки, возможно, привела к большему повышению прозрачности коррумпированных правительств, чем любые официальные соглашения. Открытые рынки могут помочь уменьшить недемократическую власть местных монополий и уменьшить власть закостеневших и невосприимчивых государственных бюрократий, особенно в странах, где парламенты слабы. Более того, усилия вендоров по повышению прозрачности и правовой предсказуемости могут иметь благотворное побочное влияние на политические институты.

Если мы хотим сохранить многосторонние институты, нам необходимо участвовать в экспериментах, направленных на повышение подотчетности. Транспарентность очень важна, и международные организации могут обеспечить более широкий доступ, даже если это потребует отсроченного обнародования документов, как это практикуется в Верховном суде и Федеральной резервной системе. НПО можно приглашать в качестве наблюдателей (как это сделал Всемирный банк) или разрешить им подавать записки amicus curiae в делах о разрешении споров в ВТО (хотя такая привилегия может быть предоставлена только тем, кто прозрачен в отношении своего членства и финансов). В некоторых случаях, например в Корпорации по присвоению имен и номеров в Интернете (ICANN, зарегистрированной как некоммерческая организация в соответствии с законодательством штата Калифорния), эксперименты с прямым голосованием членов совета директоров могут оказаться плодотворными, хотя опасность захвата совета хорошо организованными группами интересов остается проблемой. Другими направлениями для изучения являются гибридные сетевые организации, объединяющие представителей правительственных, межправительственных и неправительственных организаций, такие как Всемирная комиссия по плотинам или Глобальный договор Кофи Аннана.

Конгрессмены могли бы посещать собрания парламентариев, связанных с некоторыми организациями, для проведения слушаний и получения информации, даже если бы не голосовали (по причинам, указанным ранее).

Не существует единого ответа на вопрос о том, как совместить необходимые глобальные многосторонние институты с демократической ответственностью. Высокотехничные организации могут быть способны обеспечить свою легитимность только за счет своей эффективности. Но чем больше институт имеет дело с широкими ценностями, тем большее значение приобретает легитимность демократической подотчетности. Американцам, озабоченным вопросами демократии, придется более тщательно продумать нормы и процедуры управления процессом глобализации. Требования об отказе от участия в выборах, прямых выборах или контроле со стороны невыборных НПО не решат проблему. Изменения в процессах, повышающие прозрачность и использующие многочисленные формы подотчетности, существующие в современных демократических государствах, будут необходимы для сохранения многосторонних возможностей, которые понадобятся нам для решения глобальных проблем.

Взгляд в будущее

Пробуждение от сентября 2001 г. означает, что американцы вряд ли вернутся к самоуспокоенности, которая была характерна для первого десятилетия после окончания холодной войны. Если мы будем эффективно реагировать, то вряд ли террористы смогут разрушить американскую мощь, но кампания против терроризма потребует длительных и последовательных усилий. В то же время Соединенные Штаты вряд ли столкнутся с вызовом своему превосходству, если только они не будут действовать настолько самонадеянно, что помогут другим государствам преодолеть встроенные в них ограничения. Единственным субъектом, способным бросить вызов Соединенным Штатам в ближайшем будущем, является Европейский Союз, если он превратится в тесную федерацию с серьезным военным потенциалом и если отношения по ту сторону Атлантики будут ухудшены. Такой исход возможен, но для его реализации потребуются серьезные изменения в Европе и значительная неэффективность американской политики. Тем не менее, даже в отсутствие такого вызова уменьшение взаимозаменяемости военной мощи в глобальную информационную эпоху означает, что Европа уже имеет все возможности для того, чтобы уравновесить США на экономической и транснациональной шахматных досках. Даже при отсутствии военного баланса сил другие страны могут быть вынуждены сотрудничать, чтобы предпринять действия, направленные на достижение американских целей. Или, как говорит французский критик Доминик Муази, «глобальная эпоха не изменила того факта, что без США в мире ничего нельзя сделать. А множественность новых участников означает, что Соединенные Штаты мало чего могут добиться в одиночку».

Соединенные Штаты могут извлечь полезные уроки стратегии предоставления общественных благ из истории Pax Britannica. Один австралийский аналитик, возможно, прав, считая, что если Соединенные Штаты хорошо разыграют свои карты и будут действовать не как солист, а как лидер концерта наций, то «Pax Americana по своей продолжительности может… стать скорее Pax Romana, чем Pax Britannica». Если так, то наша «мягкая сила» сыграет важную роль. Как утверждал Генри Киссинджер, исторический тест для США будет заключаться в том, сможем ли мы превратить нашу нынешнюю доминирующую силу в международный консенсус, а наши принципы — в общепринятые международные нормы. Именно такого величия достигли в свое время Рим и Британия.

В отличие от Британии, Рим пал не в результате создания новой империи, а в результате внутреннего разложения и смерти от тысячи порезов со стороны различных варварских групп. В главе 4 мы увидели, что, хотя внутренний распад возможен, ни одна из часто упоминаемых тенденций не указывает на него в настоящее время. В начале века, несмотря на угрозы террористов, американцы настроены как позитивно, так и реалистично. Первоначальная реакция на сентябрь 2001 года была воодушевляющей.

Общественность не перешла к изоляционизму, а Конгресс и администрация ограничили свои односторонние действия. Общественность также реалистично оценивает пределы американской мощи и выражает готовность поделиться ею. «Если 28 % считают, что Америка останется главной мировой державой в ближайшие 100 лет, то 61 % полагает, что США разделят этот статус с несколькими другими странами. (Менее чем каждый десятый считает, что США перестанут быть ведущей державой)». Значительное большинство опрошенных выступает против чисто одностороннего подхода. «Более двух третей населения в принципе против того, чтобы США действовали за рубежом в одиночку, без поддержки других стран». Американская общественность, похоже, интуитивно чувствует, что такое «мягкая сила», даже если этот термин ей незнаком.

С другой стороны, исключить варваров становится все труднее. Драматически снижающаяся стоимость коммуникаций, рост транснациональных доменов (в том числе Интернета), преодолевающих границы, дедемократизация технологий, в результате которой огромная разрушительная сила (некогда принадлежавшая исключительно государствам) оказывается в руках групп и отдельных людей, — все это говорит об исторически новых измерениях. В прошлом веке такие люди, как Гитлер, Сталин и Мао, нуждались в силе государства, чтобы творить великое зло. «В XXI веке такие мужчины и женщины будут в меньшей степени, чем