Интимная история человечества - Теодор Зельдин

преодолевать жизненные трудности. Из каждых десяти трое – кофеманы (особенно замужние женщины среднего возраста), двое зависимы от кофе и табака (в основном молодые), еще двое – только от транквилизаторов (особенно пожилые и малообеспеченные), один – от чая, не без сигарет и выпивки (преимущественно высокообразованная молодежь), один – от чая и только (преимущественно высокообразованные молодые женщины), один – от вина или пива, но без курения; всего пятеро из ста – заядлые курильщики и любители алкоголя и кофе одновременно. Лишь 1,5 процента полностью воздерживаются от алкоголя, табака, кофе, чая, транквилизаторов и снотворного, но вызывают лишь недоверие или недоумение. Благородный дикарь редко бывал трезвым.

Проблема с бегством заключается в том, чтобы знать, куда сбежать. Лабори говорит, что невозможно уйти от несчастья к счастью, потому что это недостижимая цель. Гераклит (552–487 гг. до н. э.), отказавшийся от наследственных притязаний на царствование в Эфесе (территория нынешней Турции), сказал, что, поскольку Вселенная постоянно меняется, бежать некуда: «Человеческая природа не имеет четкой цели». Вся вселенная бежит от себя такой, какая она есть. Даосы, жившие в Китае во II веке до н. э. специалисты по избавлению от честолюбивых устремлений и повседневных забот обычных людей, соригинальничали, заявив, что женщины, как и мужчины, молодые и старые, могут научиться избегать страданий. Конечно, смерти избежать нельзя, скорее можно избежать неправильной смерти. С помощью снадобий, повышающих сексуальную потенцию, но постепенно разрушающих тело, они старались умереть с улыбкой на устах, пьяные, танцуя под ритмы природы. Но их мечта о равенстве, о мужчинах и женщинах, «смешивающих свое дыхание», будучи спонтанной и естественной, затерялась в магических формулах, поскольку они искали кратчайший путь к блаженству посредством алхимии.

Японский писатель Юкио Мисима, покончив жизнь самоубийством, довел побег до конца. Он говорил, что его вдохновил пример Осио Хейхатиро, потомственного инспектора полиции Осаки. В тридцать семь лет этот человек уволился с работы, потому что устал бороться с коррупцией. Он решил, что успех в жизни не так важен, как героический поступок. Надо уйти от мелочности, и это по силам каждому: даже неграмотная крестьянка, целыми днями работающая в поле, могла бы стать мудрецом. «Важен путь, а не цель», и отправляться в дорогу следует «подобно сумасшедшему». («Всегда нужно быть пьяным», – писал Бодлер примерно в то же время.) Добровольное принесение себя в жертву делало человека неуязвимым для других. Хейхатиро организовал восстание «Спасение бедствующих», начав его с поджога собственного дома, а когда восстание провалилось, он перерезал себе горло. Посмертно его признали виновным в «критике правительства», а его обгоревшее тело приказали публично распять. Тем не менее он стал национальным героем, потерпев неудачу в благородном деле, и Мисима скопировал это самоубийство, потому что, хотя оно и не принесло никаких результатов, оно было «актом искренности», бегством от лицемерия. Это был побег ради побега. Враг выживает.

Люди, желающие вырваться из цепких лап институтов своего времени, сбежать от суда толпы, да и от обычной жизни, в современном обществе не являются изгоями: они пытаются это делать еще с глубочайшей древности, как и воевать. В Древнем Китае пели такие песни:

Я прихожу совсем один, сижу совсем один.

Я не жалею, что люди сегодня меня не знают.

Только дух старого дерева на юге города

Знает наверняка, что я, идущий мимо него, бессмертен.

Спрашивать, какими могут быть практические результаты бегства, значит упускать из виду смысл бегства, подразумевающий и бегство от цели. Те, кто хочет иметь цель, должны искать другие методы, кроме побега.

Глава 14. Почему сострадание расцвело даже на каменистой почве

Еще лет с двенадцати ей не нравилось, как люди относятся друг к другу. Первый знак она подала, когда внезапно на несколько месяцев перестала разговаривать с родителями и начала задумываться об уязвимости взрослых, их склонности опускать руки. Их мир, казалось, скреплялся клеем из лицемерия: ее отец, эльзасец, считал себя обязанным подчиняться своему работодателю – «отвратительному человеку, который держал его за мальчика для битья». Ее первое в жизни решение – отец неверно выбрал путь: нельзя потакать несправедливости. Но кто будет ее союзником в этом? Она не могла понять, почему отец не бунтует. Старшая сестра тоже не бунтовала. В трущобах, где она сейчас работает, она до сих пор не может понять, почему одни восстают против унижения, а другие нет.

Мари-Тереза Гааб была одиноким ребенком, искавшим утешения в музыке своей скрипки. «Никто меня не понимал. Родители прозвали меня Кон-Бендитом[25] и отправили в школу-интернат, где я сбегала с уроков, взяв с собой скрипку. Когда я видела, как мальчики дерутся, я пыталась их разнять». Она чувствовала определенную близость с матерью-немкой, сильным характером которой восхищалась, но общаться со взрослыми ей было трудно. Ни один школьный учитель, ни один профессор Страсбургского университета не протянул ей руки.

Поразительная красавица, высокая блондинка, она вышла замуж за Мишеля Кригера, чье тело в трехлетнем возрасте поразила болезнь суставов. Проведя восемь лет в больнице, он пересел в инвалидное кресло. Мишель олицетворял интеллект, чуткость и триумф над страданиями. Он полная противоположность слову «покорный». Вместе они реагируют на несправедливость, каждый по-своему.

Как художник, он интересен людям из разных стран тем, что отражает холодный взгляд, брошенный на людей с ограниченными возможностями, обращая его обратно на якобы нормальную публику. Например, он рисует гигантские стены с крошечной дверью. Присматриваясь к двери, вы не уверены, выпускает ли она вас или впускает других. Он показывает, что люди похожи на моллюсков, они строят вокруг себя раковины в поисках защиты от опасностей, о которых предпочитают не слишком много знать. Границы между ними в его работах становятся скорее загадками, чем препятствиями, исследованиями предрассудков, одновременно навязчивых и безмятежных. Иногда ему кажется, что, женившись, родив детей и получив признание, он растопил лед в глазах, встречавших его поначалу. Но только иногда.

Она говорит, что он подошел к избавлению от самоощущения изгоя ближе, чем она. Потому что ее работа связана с детьми, которым все двери кажутся наглухо закрытыми, в школе, где девять десятых учеников из семей, находящихся за официальной чертой бедности. Многоэтажки стоят, как деревья, разбросанные по пустыне, из которой нет выхода. Делать нечего, пойти некуда, нет даже кинотеатра, никаких других признаков цивилизации, кроме полицейского участка и охранников у супермаркета. Высокая культура Страсбурга растворяется на пустырях, отделяющих его от пригорода Нойхоф, где половина населения выживает благодаря пособиям. «Это чудо, что детям удается каждое утро приходить с сумкой в школу; для этого им нужна смелость. Я мало что могу для них сделать, невозможно убрать с их пути все преграды. Когда ко мне обращается за помощью девочка, чьи братья – наркоманы, а родители – бедняки, я не могу поменять ее семью; и после того, как я поговорю с ней вечером, она возвращается к своему отцу-алкоголику и матери, вечно пребывающей в депрессии. Ученики бросают школу, а без аттестатов не могут устроиться на работу. Но школа – единственное эффективное учреждение здесь. Без него ученики совершенно потерялись бы. Летние каникулы они проводят в поисках неприятностей в богатых районах города. Безработные отцы-иммигранты, униженные своей неспособностью содержать семью, компенсируют свой авторитет посредством религии, верят священникам и требуют послушания от жен и дочерей. Но дочери не хотят быть похожими на своих матерей. Они трудятся в школе гораздо усерднее, чем мальчики, и стремятся вырваться на свободу в восемнадцать лет».

Что может сделать Мари-Тереза для мальчика, брошенного матерью, отец которого – алкоголик, живущий еще с четырьмя людьми в двухкомнатной квартире? Если бы у нее была квартира побольше, она бы взяла его к себе: «Он приходит ко мне в школу минимум пять раз в день, только чтобы немного поболтать со мной. Он не осмелился сказать своему учителю, что у него нет денег, чтобы заплатить за уроки плавания; у него есть гордость, он постоянно агрессивен. Я единственная, с кем он охотно