Зона Посещения. Луч из тьмы - Александр Тюрин

– И кто же его закрыл?

Томаридзе натужно прокашлялся.

– Хорошо, я понимаю, о чем вы, – срочно подавив возмущение, произнес Бликс. – Думаю, что гриф «закрытость» не должен в данном случае распространяться на меня, иначе эффективность корпоративного управления будет сведена к нулю… Я подниму все материалы и изучу их лично. Мда, должен заметить, если исследовательский сектор, возглавляемый господином Берковски, способствовал распространению иноматериальной формы жизни за пределы Зоны, мы будем вынуждены рассмотреть вопрос о его неполном служебном соответствии.

«Да пошел ты, – подумал Берковски. – Ты вылетишь со своего поста раньше меня. В критические моменты требуются такие люди, как я, а не такие, как ты, свинцовая задница».

Внезапно в фотонном кристалле появилось изображение человека, которого знали все присутствующие. Сенатор Голдсмит, представитель одного из самых мощных медийно-политических кланов со штаб-квартирой на Западном побережье. А в другом – опять узнаваемый тип, глава комитета ООН по Контакту с Внеземным Разумом, еще недавно директор стратегического управления АНБ. А в третьем – сэр Роджер Дюмон, чьи деньги контролировали «Монсанто» и «Монлабс», а также и первых двух гостей. И хотя Берковски видел его не в первый раз, его снова взяла некоторая оторопь. Тонкая свежая кожа ребенка и яркие трансплантированные глаза, пышные седые волосы, широкие плечи, узкая талия, ни жиринки, ни дряблости, вытянутый породистый череп. Такие же черепа лежат в гробницах средневековых нормандских сеньоров, а рядом меч с зазубринами от чужих костей.

Дюмон сказал тихим, почти шипящим, однако глубоко проникающим голосом:

– Мы и слышали, и видели то, что здесь произошло. До этого нам рассказывали, что Зона – это какая-то полянка, на которую прилетали побаловаться разумные гамбургеры с планеты Попа Центавра… Теперь мы убедились, что Зона – это не брошенная полянка или песочница, а доведенный до рабочего состояния инкубатор, готовый плодить новые реальности. Причем создаваться они будут за счет нашей реальности, нашего прошлого и будущего. Возможно, какие-то сущности, назовем их демиурги, подготавливают эти реальности для себя, что грозит неизвестными, но, скорее всего, фатальными последствиями для всего человечества. Предвестниками этих изменений будут сущности, человеческие по виду, но содержащие в смешении с человеческой органикой упомянутую сегодня ните– или гифоплазму. Каналы ускоренного времени позволят им утилизировать все, что создано человеком, в кратчайшие сроки. Хотя нормальной хронофизики у нас до сих пор нет, но создание реальностей должно быть только нашим делом, делом «Монлабс», и конкуренты из другого мира нам не нужны.

Берковски подумал, что, несмотря на красивые слова босса, представители некоторых крупных финансовых кланов наверняка посчитают, что неплохо бы найти этих самых демиургов и договориться с ними о создании «лучшего мира» для самых «лучших» из землян. И сэр Роджер наверняка окажется «первым среди равных».

«Шарлемань» и его завсегдатаи

Публика в «Шарлемане» была, в основном, постоянная. После обеда, точнее сразу после открытия, заваливалась пара одиноких, сильно расплывшихся теток, работающих в благотворительности. Перед каждой из них возникал штабель из бургеров, слепленных механохимической перестановкой молекул всяких отбросов, который помогал им успешно расплываться и дальше, до состояния идеальной сферы. Еще пару часов спустя заходили дядьки с последней работающей в городе фабрики – по производству коллагена для секс-игрушек. Эти иногда притаскивали с собой, для прикола, что-нибудь вроде приклеивающихся сисек или ягодиц на крючочках. И даже совсем-как-настоящий-фаллос из числа забракованных экземпляров – квазиживые половые органы делали там по индивидуальным заказам для коблух и приживляли при помощи сосудосшивателя и нейрошунтов. Дядьки с громким ржаньем колотили полуживым фаллосом по столу, требуя поскорее пива. К ним добавлялись строительные рабочие, бесконечно ремонтирующие здание мэрии – денег у той хватало только на 2–3 часа работы в день. Потом еще трое-четверо гомиков, у которых не было личного транспорта и им неохота было тащиться через изрядно полинявшие остатки города, где можно было напороться на всякие банды, в глянцево-голубой «Вестервелле». Избытком мыслей они не страдали, поэтому в основном обсуждали фотоническую косметику, фирменные кожаные шорты и тому подобные шмотки в обтяжку. Уже темным вечером влетало «на кочерге» несколько девиц легкого поведения – особы далеко не юного возраста, все они начинали работать еще в знаменитых борделях «Ла Луны».

Одна из них, именуемая Жир-Краса, нередко вспоминала вершину своей карьеры, которая, кстати, пришлась на то время, когда «Ла Луна» уже разорилась и сгорела. Ее доставили вместе с подружкой на вертолете к какому-то сказочно богатому мужику во дворец на вершине скалы. Тот мужик – старик с детской кожей на лице – трахаться с ней не пожелал, хотя член имел как у быка (а сама она была чудо еще как хороша после замечательной лазерной липосакции). Однако Жир-Краса успела увидеть в том дворце золотой унитаз и говорящую собаку, и птичку как живую, но на самом деле искусственную, и дерево, на котором росли разные фрукты. А затем ее доставили обратно в подворотню на Даунинг-стрит. Опять же по воздуху. Вот своей подружки Жир-Краса больше не видела – наверное, та осталась жить во дворце с тем Кощеем.

За девицами легкого поведения и нелегкой судьбы заходили господа из бывшего бизнес-квартала, все как один высокие и лысые, в потертых, но все еще элегантных плащах, и несколько мелких деловых азиатов. Эти были трудноразличимы на взгляд и приторговывали в палатках на Мэй-корт преимущественно нелегальным софтом: от диффузных нейроинтерфейсов, принимаемых орально, до глюкеров под разъем Reartrusion, устанавливаемый на копчике.

Почти все посетители особо не торопились в дальнейший тур по злачным местам. Хозяин бара удерживал публику нехитрым образом; любого, кого замечали в двух соседних барах, обратно уже не пускали. В общем, здесь неторопливо пили, курили шишу через немытые мундштуки, договаривались о неприглядном сексе и толкли всякие тупости.

Около десяти вечера появился коротышка Дженер Большое Ухо, которого все знали как осведомителя полиции – те, кто ему не проставлял, рано или поздно оказывались в участке, а в кармане у них находили дозу какой-нибудь нелегальной дури. Дженер-то и сказал, что с полуночи в городе вводится полный карантин, но уже после того как разом влил в пасть три рюмки отдающего сивухой немецкого «корна». Карантин с запретом выезда как с городской территории, так и из своего квартала.

– Это что, болезнь какая приключилась? – с брезгливой миной на лице-тарелке спросила Жир-Краса.

Брезгливость не была искренней. Ей-то любой карантин оказался б на пользу – это ж значит, что потенциальным клиентам будет некуда деваться. Многие пренебрегали Жир-Красой, ведь она была заражена техноплесенью. Нанорепликант, который вместо того, чтобы чистить заболоченные и загрязненные водоемы, предпочел размножаться на кожных покровах человека, особенно такого, что имеет повышенную секрецию сальных желез. В общем, весело потреблял отслаивающиеся частички эпидермиса вместо того, чтобы, зажав нос, лезть в грязную лужу, как планировали его создатели.