Убийство в кибуце - Батья Гур

Покинув жилище Авигайль, он целую ночь читал местную газетку. Он не пропускал даже объявления, благодарности и поздравления. Когда в пять часов утра через поломанные жалюзи стали пробиваться первые лучи света, его виски пульсировали в такт голосу Нахари, звучавшему в его сознании. Чтобы заглушить головную боль, он начал сжимать зубы, но вместо облегчения почувствовал боль еще и в челюстях. Неожиданно он представил, как ему выговаривает Иувал: «Отец, как ты мог…» Последние слова повторялись несчетное количество раз. Тут ему пришло в голову, что он Не знает, как ему себя вести, если кто-нибудь в кибуце решит свести счеты с жизнью. Ему подумалось о Фане, которая вернулась из больницы Ашкелона и стояла у дверей дома, где шел допрос почти все время молчавшего Янкеле; о закатывавшей скандалы Гуте; о нездоровой желтизне на лице Аарона Мероза; о черных кругах под глазами Джоджо. Взгляд Дворки преследовал его всякий раз, когда ему хотелось кого-нибудь заподозрить или обвинить. Он вспомнил о солдате-сыне Оснат, не зная, как тот отнесется к переживаниям членов кибуца.

Воздух был прохладен и чист, но даже медленное дыхание в это раннее утро не могло спасти его от ощущения, близкого к панике.

— И зачем тебе так трясти деревья? — со свойственной ему выразительностью спросил Нахари. И сейчас, когда Михаэль смотрел на этот февральский номер газетки, ему снова слышался этот вопрос.

— Чтобы кролик из норы вылез, — не очень вдумываясь в смысл сказанных им слов, ответил Михаэль.

— А ты уверен, что он вылезет? — спросил Нахари. — Только потому, что ты так хочешь?

Делая вид, что не слышит сарказма, Михаэль стал серьезно объяснять:

— Потому что испугается, что кто-то узнает, или из желания защитить себя.

— В таком случае, — предупредил Нахари, — ты должен серьезно подумать, какие это будет иметь последствия. Я не знаю, думал ли ты о том, чтобы обеспечить охрану людей, близких к Оснат. Ведь когда кролик выскочит, то он может вести себя не как кролик, а как разъяренный тигр.

Михаэль решил промолчать.

— Тебе лучше глаз не спускать ни с Дворки, ни с Моше, ни со всех остальных.

Эта перепалка произошла на совещании, где обсуждались сроки расследования. В отличие от ворчания Арье Леви, начальника иерусалимского подокруга, слова Нахари всегда имели больше смысла.

— Я ничего не имею против того, чтобы расследование продлилось на несколько дней дольше, дело будет солиднее выглядеть в суде, но в этом случае фактор времени имеет огромное значение в свете рисков, на которые мы идем. Я хочу сказать, что если твой кролик-тигр не выскочит из леса в течение ближайших двух недель, то тебе придется иметь дело с целым кибуцем уставших от напряжения людей. Люди долго так не выдержат. Каково просыпаться каждое утро с мыслью о том, что кто-то в твоей семье — убийца? Я не знаю, чем это может закончиться. Что ты будешь делать, если кто-нибудь из них совершит самоубийство? А такие случаи уже были. — Михаэль хотел было открыть рот, но Нахари поднял руку и сказал: — Я знаю, я знаю, что вы работаете с психически здоровыми людьми, но есть вещи, которые вы не можете контролировать. Помимо всего прочего, длительный стресс делает кроликов очень опасными. Вы должны прийти к какому-нибудь результату. Пусть это будет не окончательное решение, но, по крайней мере, направление, в котором следует двигаться. Про тебя говорят, что ты умен, а иногда способен на чудеса. — Здесь Нахари прервал свою длинную речь, чтобы лизнуть кончик сигары, церемонно раскурить ее и продолжить свое выступление. — Я уже не говорю о том, что Авигайль была внедрена в кибуц. Наша страна не настолько велика, чтобы однажды она не встретила своего знакомого. Поэтому долго правду о ней скрывать не удастся. Да и ты по ночам пробираться к ней незамеченным долго не сможешь. Или тебя увидят, или подслушают, о чем вы с ней говорите.

Михаэль отложил газетку и, тяжело ступая, пошел в туалет, который находился рядом со зданием старого секретариата. Там, склонившись над треснутой раковиной, он подставил голову под струю холодной воды. Пока он вытирал голову армейским вафельным полотенцем, которое Моше предусмотрительно оставил на его кровати, он думал об Авигайль и о том, что ее струящиеся шелковые волосы — слишком слабая защита в нынешней ситуации. Вдруг он подумал о Майе, и его пронзила почти физическая боль и тревога за нее, а потом в сознании снова, как удары барабана, зазвучали предостерегающие слова Нахари.

Статья Оснат была помещена в рубрике «Колонка секретаря» и оказалась зажатой между сообщением о завершении сбора хлопка и поздравлениями некому Деди по случаю окончания лётных курсов. Статья оказалась отчетом о семинаре, на котором присутствовали секретари десятков сельскохозяйственных поселений и обсуждалась тема «Взаимная свобода в кибуце». Он уже несколько раз перечитывал предпоследний абзац, как будто хотел выучить его наизусть:

Помимо всевозможных вопросов, обсуждавшихся на семинаре (например, распространяется ли наша свобода на растрату общественных фондов или продажу общественной собственности даже в тех случаях, когда такая продажа делается во благо всех, или могут ли отдельные руководители вести себя так, словно им закон не писан), все признавали наличие серьезного кризиса, который нельзя преодолеть, изменив всего лишь отдельные статьи и правила. Необходимо подвергнуть смелому и разумному пересмотру основополагающие принципы существования кибуцев.

Затем его взгляд снова упал на отчет секретариата о предоставлении кредитов детям кибуца, которые в течение года проживают за его пределами. Он механически запомнил слова о том, что кредит предоставляется для обзаведения на новом месте и подлежит погашению в течение четырех месяцев. После этого он снова вернулся к сообщению Оснат, в котором последний абзац звучал следующим образом:

Кибуц должен перестроиться как общество, в котором личное является целью, а коллективно-эгалитарное — лишь средством (которые выше всех остальных) для развития и реализации устремлений каждой личности. Такой кибуц сможет конкурировать с такими же кибуцами на рынке за достижение «хорошей жизни», которая обретает все большее значение на фоне уменьшающегося значения идеологии и основных ценностей сионизма. Атмосфера тем не менее совсем не мрачная, поскольку мы видим, что можно сделать с огромным человеческим потенциалом, который оказался на историческом перекрестке и решает, каким путем идти дальше. И как только станет ясно, какой путь мы должны выбрать, движение вперед возобновится с новой силой.

Вся статья была полна благородных лозунгов, и похоже, что ее написали, не меняя ни слова в материалах семинара. Но его заинтересовала фраза из предыдущего абзаца, которая отличалась деловым тоном и стояла в скобках.

Забыв об осмотрительности, Михаэль понял, что нужно действовать, не теряя ни секунды, и кинулся к столовой. Моше еще не было, и Михаэль налил себе чашку кофе, добавил в него молоко, взял булочку с сыром и намазал на нее оливковую пасту. Потом выбрал место за дальним столиком и сел. Было начало восьмого, и в зале сидело всего несколько человек в комбинезонах, молча поглощая завтрак. В противоположном конце зала он увидел Гуту, обутую в свои обычные резиновые сапоги. Она была поглощена нарезанием салата. Когда чашка оказалась пустой, он отодвинул от себя недоеденную булочку, не в силах заставить себя отнести ее к контейнеру для объедков, и вышел из столовой. Контейнер назывался колбойником, но Михаэль вспомнил, что так же называли таких людей, как Дейв, который мог починить все, что угодно. Ему стало интересно, как одно и то же слово могло означать мусоросборник и мастера на все руки.