Убийство в кибуце - Батья Гур

Михаэль наконец нарушил повисшее молчание:

— Вам известны какие-нибудь подобные случаи?

— Подобные чему?

— Растраты, воровство, продажа собственности кибуца — ну, что-нибудь из перечисленного в статье Оснат?

Моше надолго задумался, потом сказал:

— Пожалуй, не известны. Было время, когда кто-то грабил дома членов кибуца, но мы даже не звали полицию — сами нашли виновника и разделались с ним сами. Оснат к этому никакого отношения не имела. Это был один из волонтеров, который подсел на наркотики, если не вдаваться в подробности. Были еще случаи воровства, которые раскрыл наш офицер безопасности. — Михаэль в удивлении вскинул брови, и Моше с недоумением посмотрел на него. — Это было много лет назад, когда за безопасность отвечал Алекс. Такие вещи происходят периодически во всех кибуцах. Вдруг кто-нибудь из кибуцников сходит с ума. Как это происходит, я не знаю. Ведь красть в кибуце — это все равно что красть у своих родителей: зачем красть, когда и так можно взять все, что тебе нужно? Однако это произошло, и Алекс попросил у полицейских собак-ищеек. Собаки привели к дверям одного из ветеранов кибуца. Зачем ему это понадобилось? Но кто это был, я до сих пор не знаю, а всю историю услышал от пограничников.

— А полицейские могли проговориться?

— Есть определенная негласная договоренность о том, что в кибуце все дела решает сам кибуц, — сказал Моше. — Никаких финансовых злоупотреблений у нас не бывает. Правда, я знаю один кибуц, в котором женщину, ответственную за швейное производство, обвиняли в том, что она бесплатно отсылала одежду своим родственникам в городе. Есть еще кибуц на севере, где столкнулись с растратой: один сотрудник пересылал деньги со счета кибуца на частный счет в городе, но и там никто не вызывал полицию. Кибуц сам справился с этой проблемой.

— Каким образом? — спросил Михаэль.

— Существуют разные способы, — с трудом выдавил из себя Моше. — Что касается этого случая, то парня заставили уехать из кибуца, и он вернул деньги, до последнего гроша. Но все кончилось трагедией, потому что в кибуце остались его жена и дети, с которыми просто перестали общаться. Случилось это два года назад, но до сих пор с ними общаются с большой неохотой. Они уже жить не хотят.

— А как дела обстоят в вашем кибуце?

— Я же рассказывал вам. У нас есть несколько маленьких проблем, но мы их сами решаем. Но такого у нас никогда не было, и я не знаю, что Оснат имела в виду, когда писала о продаже собственности кибуца. Правда, у нее всегда была склонность все преувеличивать.

— Например? — спросил Михаэль.

— Ну, может быть, не преувеличивать. Просто она принимала все слишком близко к сердцу. Почитайте другие ее статьи.

— Я их уже читал, — сказал Михаэль, — и ничего подобного в других статьях не встречал.

— Во всех других номерах она поднимает довольно острые вопросы, но везде оговаривается, что это лишь гипотетически, и ничего конкретного она не имеет в виду.

— Хорошо, давайте подойдем к этому вопросу гипотетически. Что могло ее заставить так написать?

— Не знаю, — после некоторого раздумья произнес Моше. — Я вообще не понимаю, что она имела в виду, когда писала о «продаже общественной собственности».

В этот момент в дверь кто-то постучал, и в комнату вошел мужчина средних лет. Отерев рукой пот со лба, он произнес:

— А вот и я! Что случилось?

— Кофе? — спросил Моше вошедшего, уже успевшего плюхнуться в кресло, которое он вытащил из угла комнаты.

— Не откажусь — во мне всегда найдется немного места для чашечки кофе, — сказал Миша, улыбаясь щербатым ртом. — Черный, без сахара. — Моше встал и подошел к старенькой кофеварке с обмотанным изоляцией, слегка обгоревшим шнуром. — Эта изоляция плохая, лучше купи новый шнур, — заметил Миша. — С такой изоляцией когда-нибудь током дернет. Не понимаю тебя: такая телефонная автоматика, у всех радиотелефоны, а поставить кофеварку-автомат ты не можешь?

— Была одна, да сломалась, — сказал Моше. — Ее уже починили, да я все забываю привезти сюда.

Неуверенно и смущенно, Моше представил Михаэля Охайона Мише, который всем своим видом говорил, что будет только рад услышать какую-нибудь сенсацию. Однако глаза его при этом оставались совершенно серьезными. После быстро произнесенных слов о том, что это «трагедия для всех нас и для всего движения», он спросил, что интересует Михаэля касательно февральского семинара. Михаэль уже знал, что Оснат была единственной представительницей от кибуца на семинаре. Поэтому он сказал:

— Меня волнует вот эта статья, — и показал Мише номер местной газеты.

Миша водрузил на нос очки, которые свисали у него с шеи на черном шнурочке, и углубился в чтение. Закончив, он аккуратно положил газету на стол, ближе к Моше, чем к Михаэлю, и снял очки. После этого наступило молчание.

— Ну и что ты скажешь? — спросил Моше.

— Даже не знаю, что сказать. Пытаюсь вспомнить… Разговоров на семинаре было так много.

— Как можно не помнить вещи такого рода, когда они всплывают в разговоре? — удивился Михаэль.

— Да, мы говорили о преступлениях, которые случаются в кибуцах, о том, что мы слишком оберегаем своих членов, помню, что Оснат что-то очень взволновало, но что именно… — тут он произнес длинную фразу на идише, которую Михаэль не понял, но уловил слова альте коп — «старая голова», которые Миша повторил несколько раз. Потом, покачав головой, он окончательно произнес: — Нет, я вам ничем помочь не могу.

Затем, уже обращаясь к Моше, он участливым тоном спросил:

— Ну, как вы тут? Справляетесь? — Добавив еще несколько дежурных фраз, он сказал, что выпьет кофе в другой раз и что ему нужно ехать, потому что грузовик, на котором он приехал, нужен какому-то Ури. В этот момент кофеварка ожила, громко забулькала, и Моше выдернул шнур из розетки.

— Уверен, что в следующий раз?

— Да, — твердо ответил Миша.

— Я провожу тебя! — сказал Моше, выходя на улицу и закрывая за собой дверь. Михаэль еще несколько секунд слышал удалявшиеся голоса. Вскоре Моше вернулся и сказал: — Такие вот дела. Я не могу ничего вам сказать. Поговорите с Дворкой.

Его разговор с Дворкой в читальном зале рядом с библиотекой тоже не дал результатов. Она долго изучала газетную страницу, затем, посмотрев из-за стопок книг на Михаэля, она, несмотря на то что они были одни, произнесла шепотом:

— Я понятия не имею. Помню только, что она вернулась погруженной в свои планы и сказала, что для нее семинар оказался очень полезным. Но даже тогда, прочитав ее отчет, я не обнаружила в нем ничего необычного. Теперь, когда вы мне на него специально указали, я тоже вижу, что он не совсем обычен. Но сейчас я не могу вспомнить, на что конкретно она намекала.

На вопрос о том, с кем Оснат могла делиться своими мыслями о семинаре, Дворка обиженно сказала, что не знает, и решительно положила ладонь на стопку книг. Михаэль вновь почувствовал, что эта женщина в который раз заставляет его странным образом напрягаться. Он посмотрел на ее руки, на которых не было ни одного колечка и которые были больше похожи на мужские, и почувствовал, будто что-то притягивает его взгляд к глазам Дворки. Была ли она красива в молодости? Как одолевала постигшие ее утраты и одиночество? Ему хотелось понять, что скрывает от него эта женщина — ведь она все время была с ним начеку. Но эти мысли пришли к нему позже, когда он шел к парковке после обеда в столовой, во время которого все сторонились его, как чумы.