Экстренный случай - Майкл Крайтон

– Думаете, так и будет?

– Нет. Но попытаться они могут, а это причинит нам огромный ущерб.

– Продолжайте.

– Существуют еще два важных решения суда, очень показательных с точки зрения отношения закона к подпольному акушерству как таковому, независимо от интересов пациентки. В деле «Народ против Вуда» суд постановил, что смерть пациентки – это всего лишь отягчающее обстоятельство. В конечном итоге это означает, что с точки зрения закона вы зря потратили время, наводя справки о Карен Рэнделл.

– Но я думал…

– Да, верно, – Уилсон кивнул. – Я сказал, что дело закрыто, стало быть, так оно и есть.

– Объясните-ка.

– Перед нами два пути. Можно отправиться к Рэнделлам и предъявить им собранные вами сведения, пока дело не дошло до суда. Подчеркнуть, что Питер Рэнделл, который был лечащим врачом покойной, делает подпольные аборты и выскабливал Карен в прошлом. Заявить, что миссис Рэнделл сама ходила на аборт к доктору Ли и вполне может иметь на него зуб, вот и солгала полиции, выдумав, будто Карен назвала его имя. Сказать, что Карен была неуравновешенной девицей с весьма сомнительной репутацией, и поэтому все, что она могла наболтать перед смертью, нельзя принимать на веру. Мы можем выложить все это членам семьи, и тогда они, надеюсь, отзовут свои заявления до начала суда.

Этот парень явно был готов идти напролом. Я глубоко вздохнул и спросил:

– Ну а второй путь?

– Продолжение первого, но уже в зале суда. Совершенно ясно, что самое главное в этом деле – взаимоотношения между Карен, миссис Рэнделл и доктором Ли. Обвинение опирается на показания миссис Рэнделл, и мы должны доказать, что она не заслуживает доверия. Разгромить ее, добиться, чтобы присяжные не поверили ни единому ее слову. Затем мы подробно разберем поведение Карен и покажем, что она была за человек. Закоренелая наркоманка, распущенная, патологически лживая девица. Мы должны убедить присяжных, что достоверность высказываний Карен весьма и весьма сомнительна. Мы можем доказать, что Питер Рэнделл дважды выскабливал Карен и что третий аборт, скорее всего, тоже был сделан им.

– Я уверен, что это не так, – возразил я.

– Возможно, – согласился Уилсон. – Но это несущественно.

– Почему?

– Потому что Питера Рэнделла никто не судит. Суд грозит доктору Ли, и мы обязаны сделать все возможное для его освобождения.

Я смерил Уилсона взглядом:

– Не хотел бы я встретиться с вами в темном переулке.

Он тускло улыбнулся:

– Вам не нравятся мои методы?

– Откровенно говоря, нет.

– Мне тоже, – сказал Уилсон. – Но закон вынуждает нас действовать именно так. В системе «врач – больной» закон очень часто направлен против врача, примеров тому множество. Не далее как в прошлом году один стажер в Горли обследовал тазовые органы и прямую кишку пациентки. По крайней мере, так он утверждал. А женщина заявила, что парень изнасиловал ее. Свидетелей не было, потому что осмотр проходил в отсутствие медсестры. Заявительница трижды лечилась от паранойи и шизофрении, но это не помешало ей выиграть дело, и незадачливый стажер был изгнан из медицины.

– И все-таки я вас не понимаю.

– Взгляните на это с позиции чистого разума, – посоветовал мне Уилсон. – Закон предельно ясен. Правильный это закон или нет – другой вопрос. Но он предлагает обвинению и защите определенные трафареты, определенный образ действий в создавшемся положении. Увы, и обвинение, и защита в конце концов неизбежно сведутся к взаимному поношению. Обвинение не пожалеет усилий, чтобы опорочить Ли, а мы, защита, будем пытаться опорочить покойную, миссис Рэнделл и Питера Рэнделла. У обвинения есть одно преимущество. Бостонские присяжные очень не любят подпольных акушеров. А преимущество защиты заключается в том, что бостонские присяжные втайне жаждут увидеть почтенное семейство опозоренным.

– Мерзость, – сказал я.

Уилсон кивнул:

– И еще какая.

– А нельзя ли придумать еще что-нибудь?

– Конечно, можно, – ответил Уилсон. – Найти истинного виновника.

– Когда состоится суд?

– Предварительное слушание назначено на следующей неделе.

– А разбирательство?

– Недели через две. Дело понемногу приобретает статус громкого. Конечно, это только мои домыслы, но как знать.

– Рэнделл жмет на рычаги.

Уилсон кивнул.

– А что будет, если виновника не найдут до начала процесса?

Уилсон грустно улыбнулся.

– Мой отец был священником в Роли. Это в Северной Каролине. Никто из тамошних жителей не умел ни читать, ни писать. Только мой отец. Он был заядлым книгочеем, и однажды я спросил его: а все эти писатели – Китс, Шелли и прочие, они белые? Отец ответил: да. Тогда я спросил, доводилось ли ему читать книжки, написанные цветными. Он сказал: нет. – Уилсон потер пальцами лоб, на миг спрятав глаза за ладонями. – Тем не менее он был баптистским проповедником. И очень строгим человеком. Верил в гнев божий. В громы небесные, поражающие грешников, в геенну огненную и вечное проклятие, в добро и зло.

– А вы верите?

– Я, – ответил Уилсон, – верю в то, что огонь побеждает огонь.

– Но всегда ли это праведный огонь?

– Нет, но он всегда испепеляет, и от него нет спасения.

– И вы верите в победу?

Уилсон провел пальцем по шраму на шее:

– Да.

– Даже если она не делает вам чести?

– Честь – в самой победе.

– Вы так полагаете?

Несколько секунд он молча разглядывал меня, потом спросил:

– Почему вы так рьяно защищаете Рэнделлов?

– Я их вовсе не защищаю.

– Вас послушать…

– Я лишь делаю то, чего ждет от меня Арт.

– Арт хочет выйти на волю, – сказал Уилсон. – Я уже говорил вам, что смогу вытащить его. Сейчас он – горячая картофелина. Вы не найдете в Бостоне ни одного желающего притронуться к нему. Но я уверяю вас, что сумею вызволить доктора Ли из тюрьмы.

– Пустив в ход грязные методы.

– Да, черт возьми, грязные. Не тешьте себя иллюзиями, мы не в крокет играем. – Он осушил свой бокал. – А как вы поступили бы на моем месте, Берри?

– Подождал бы, – ответил я.

– Чего?

– Пока не найдут истинного виновника.

– А если его вообще не найдут?

Я покачал головой.

– Не знаю…

– То-то и оно. Подумайте головой, – посоветовал он мне и был таков.

Уилсон изрядно разозлил меня, но и снабдил обильной пищей для размышлений. Я поехал домой, бросил в стакан пару кубиков льда, залил их водкой и устроился в кресле, чтобы еще раз спокойно все обмозговать. Вспоминая свои разговоры с разными людьми, я понял, что не задал им несколько важных вопросов. В деле еще оставались белые пятна, причем весьма обширные. Что делала Карен воскресным вечером, когда укатила на машине Питера? Что она сказала миссис Рэнделл на следующее утро? Вернула ли Питеру машину (которая теперь угнана)? Если вернула, то когда?