Целитель. Союз нерушимый? - Валерий Большаков

За день до каникул я отправил Андропову третью по счету кассету. Сделал закладку и бодро пошагал к телефону-автомату. И тут меня накрыло – навалился томительный, выматывающий страх из тех, что приходят во сне, когда шагаешь в пустоту. До меня вдруг дошло, что идея отправлять инфу в аудиозаписи не столь блистательна, как мне показалось вначале. Да, голос не узнать, вот только как сообщить о закладке? Звонком с телефона-автомата! А разве ты невидимка, Хилер?

Проще всего отправить письмо, вот только я не смогу изменить почерк – хоть задом наперед строчи, специалист все равно узнает, чьей рукой выписаны каракули. Да и взять под наблюдение почтовые ящики – это первое, что решат чекисты.

Ах, как я гордился своим «изобретением» – записывать инфу через преобразователь! А простенькая мысль о том, что наблюдать и за телефонными будками не сложно, как-то вот не посетила мою умную голову…

«Ундервуд» мне в помощь! Образцы текста с этой допотопной машинки вряд ли имеются в кагэбэшной картотеке. Напечатаю, что надо, сниму папиным «Зорким», проявлю пленку, нарежу – и отправлю по почте Юрию Владимировичу. Три-четыре письма опущу без особых приключений, а дальше видно будет…

– Теть Клава! – бодро позвал я, спустившись на грешную землю. – Все, чисто!

– Ой, спасибочки, Мишка! – отозвалась тетя из окна.

– Ну, пошел я…

– Подожди-подожди! – засуетилась родственница-героиня. – Сейчас я пирожочков соберу, горячие еще!

– А с чем? – притормозил я.

– С капусточкой, с тыквочкой!

– С тыквочкой? – я заинтересованно повел носом, укладывая в картонный ящик дребезжащий «Ундервуд». – Тогда точно задержусь!

Пять минут спустя я трескал плацинды с тыквой, запивая эту вкуснятину чаем из огромной глиняной кружки, а тетя Клава с умилением посматривала на племянничка.

– Начинка что надо, – нахваливал я тетину выпечку, – сладенькая… – облизнулся, – и с остринкой!

– А, это я ее перчиком!

Старенькая радиоточка «Балтика» исправно голосила под аккомпанемент духовых и струнных, а после пропикали сигналы точного времени, и диктор принялся бойко зачитывать новости:

– …Американские газеты снова муссируют слухи о «руке Москвы» в деле об убийстве Збигнева Бжезинского. Этот пещерный антисоветчик был застрелен из револьвера в маленьком городке на восточном побережье США. Агенты ФБР ведут тщательное расследование…

Я замер с набитым ртом, держа кружку на весу. Это таки произошло…

Покритиковав правящие круги Америки и продажную прессу, радио переключилось на события в Эфиопии, а я отмер. Дожевал и хорошо откусил от пирожка с «тыквочкой». Надеюсь, агенты ФБР не нападут на след парней Алона…

«Удачи вам, ребята! – поднял я кружку с чаем. – За вас!»

Среда, 2 апреля 1975 года, день Москва, Старая площадь

Со вздохом отложив карандаш, Суслов убрал черновик в стол. Его внимания требовали документы, чей ворох ежедневно шуршал по всем этажам ЦК, мигрируя, словно огромный косяк сушеной рыбы. Текучка.

Перебрав, перетасовав бумаги, Михаил Сергеевич отложил их в сторону, раскрыв секретный отчет Пельше. «Опять Арвид Янович на Юру ябедничает…» – усмехнулся Суслов, зачитав первую страницу. Прекращена секретная операция… Источник ценной информации не раскрыт… Политбюро не поставлено в известность…

Вздохнув, Михаил Андреевич закрыл отчет и снял трубку телефона с гербом СССР. Длинный и тонкий палец нетерпеливо набрал номер.

– Алло? Здравствуй, Юра, – заговорил Суслов. – Тут на тебя Пельше бочку катит, хе-хе… Скрываешь от нас важный источник информации. Мм?

– Михаил Андреевич, – донесла трубка напряженный голос Андропова, – это не тема для разговора даже по «вертушке». Я подъеду?

– Жду через полчаса, – кивнул главный идеолог, повеселев.

Еще тридцать минут можно уделить «писанине»!

Черный «ЗИЛ» выкатился в одиночестве, без машин сопровождения, а Юрий Владимирович присел на откидное кресло, неотрывно глядя в окно. Ему даже думать не хотелось, о чем выйдет разговор с Сусловым. Он уже работал под началом Михаила Андреевича, натерпелся тогда, а что его ждет теперь? Если Пельше что-то пронюхал и сообщил Суслову, то можно ждать неприятностей. Больших неприятностей…

С тяжелым сердцем Андропов покинул машину, проехавшую во внутренний дворик здания ЦК КПСС. «Старина Аврелий был прав, – подумал он со слабой улыбкой. – Делай, что должен. Будет, что суждено. Ну и ладно…»

Председатель КГБ прошел к нужному лифту, показав сотруднику «девятки» служебное удостоверение, где стоял особый штамп – без него на «священный» пятый этаж не допускали даже сотрудников аппарата ЦК.

Поднявшись на пятый, Юрий Владимирович прошел еще одну проверку и зашагал к кабинету номер два. В приемной его встретил Гаврилов.

– Здравствуйте, Степан Петрович, – слегка поклонился председатель КГБ.

– Здравствуйте, здравствуйте, Юрий Владимирович! – заулыбался Гаврилов, принимая шапку и пальто. – Позвольте шарфик… Ага… Входите, входите, вас ждут!

Андропов вошел и прикрыл за собой дверь. В сусловском кабинете было очень тепло, чисто и пусто – ничего лишнего. Его хозяин сидел за столом, горбясь над рукописью с карандашом в руке, и был так увлечен, что не сразу заметил посетителя, сосредоточенно шевеля губами и водя взглядом по строчкам.

Юрий Владимирович неуверенно сделал шаг, и Суслов оторвался от бумаг.

– А-а, Юра… – отчего-то смутившись, Михаил Андреевич суетливо собрал исписанные листы и сложил в красную папку. – Присаживайся. Так что ты там скрываешь от Политбюро?

Андропов оставался серьезен, и легкая улыбка Суслова подтаяла. В глазах за сильными очками завиднелся колючий блеск.

– Что-то серьезное?

– Очень, – глухо бросил председатель КГБ. – Что именно вам сообщил Пельше?

Хозяин кабинета молча протянул отчет председателя КПК. Юрий Владимирович удивился подобному доверию, но виду не подал. Быстро ознакомившись с бумагой, пестрящей грозными печатями, он вернул документ – феноменальная память Андропова удерживала огромные тексты, тысячи лиц и сотни событий во всех чертах и подробностях.

Подумав, председатель КГБ достал из дипломата несколько страниц, отпечатанных на машинке, – штампы, что пятнали их, и вовсе пугали высшим уровнем секретности. Придержав полупрозрачные листки в руке, словно жалея с ними расставаться, Андропов суховато сказал:

– Арвид Янович не совсем прав. Операция, о которой речь, не прекращена. Она свернута и засекречена, но по той же теме начата новая операция, доступ к документам которой строго ограничен. Кодовое название у нее – «Ностромо».

Юрий Владимирович улыбнулся уголком рта – его слабость, любит он называть миссии красиво.

– Ностромо? – сморщил лоб Суслов. – Что-то такое было, по-моему, у Конрада… Или это производное от «Нострадамуса»?