Лес видений - Павлина Морозова

Немила ни с кем не разговаривала – да и с ней поговорить желающих не было. О детях она сейчас и думать не могла – а раз ей никто о них не напоминал, значит, у детей всё было в порядке. Пускай Яга сама заботится о них, раз уж не поленилась целую речь произнести о том, как печётся о царских наследниках.

Лёжа на земле, Немила раз за разом переживала случившуюся трагедию, корила себя за глупость и самонадеянность, но и не только себя: корила она также Ягу – за то, что недосмотрела, кота – за то, что не мог проснуться хоть чуть-чуть раньше, и отдельно корила Ворона – будь он тут, она бы не решилась плясать под дудку сладкоречивого духа.

И зачем всё сложилось таким образом, чтобы потворствовать желанию гадкой неупокоенной душонки? Да, на всё вина обстоятельств, будь они неладны! Не иначе как злой рок, пролетающий над дремучим лесом, подтолкнул её, неискушённую в общении со злом, к такой вот большой непоправимой беде!

От царевича не то что целого тела, даже косточки ни одной не осталось! И как теперь горсточку праха воскресить? Да никак! Неслучайно ведь Яга сразу распорядилась могилку копать. Значит, нечего и надеяться оживить Иванушку.

– Ай-яй-яй, ой-ой-ой, на кого же ты нас покинул, на что ты нас оставил… – запричитала она и тут же замолкла, увидев перед собой две мертвенно-бледные стопы с переплетениями толстых вен, оканчивающиеся пятью толстыми чёрными ногтями.

«Как будто мне мало ужасов», – подумала Немила и нарочно отвернулась, чтобы не смотреть на Ворона в человеческом обличье.

Ворон проскрипел её имя, и его голос был такой противущий, что и слепой бы понял с первого же словечка, какому уродливому человечку тот голос принадлежит.

Немила нехотя оторвалась от цветов бирючины.

– Чего тебе, старче? – буркнула она с таким намёком, мол, отвяжись от меня, не трогай, разве не видишь, что я с покойным разговариваю.

Но Ворон – он вроде и не человек, и не птица, поступает так, как ему самому взбредёт в голову, а чего ждёт в ответ, вообще неясно.

Вот и сейчас уселся тот на колени, ладони чинно сложил на бёдрах, плечи ровненькие, голова чуть вперёд наклоняется. Ни дать, ни взять – птица.

– Старче? Чего это ты ко мне так уважительно? А-а… язвишь.

Ворон выпятил грудь, да с такой гордостью посмотрел в ответ, что ей показалось: сейчас он перегнётся через холмик – и как клюнет носом своим острющим прямо в лицо, чтоб поделом было!

Разозлилась Немила – да чего это он о себе возомнил, взял да её спокойствие нарушил! – но лишь руки в кулаки сжала, взгляд потупила. Могла бы она бранью разразиться, да настроение вообще не то было, она б из себя сейчас и словца лишнего не вытянула.

Так она посидела молча, потом фыркнула и снова обняла могилу, уткнувшись носом в белые цветочки. К её огромному разочарованию Ворон продолжал сидеть на одном месте. Пока она краем глаза подглядывала за ним сквозь россыпь белых похожих на мотыльков цветочков, тот не издал ни шороха, и ни единая косточка не хрустнула в его безвозрастном теле. А когда спустя долгое время Ворон заговорил, то и не поняла она сразу, что голос этот прозвучал наяву, а не в её одурманенной голове.

И сказал Ворон:

– Была у меня когда-то возлюбленная. Хочешь – верь, хочешь – нет, а была она самой красивой и мудрой женщиной в целом свете. Познакомился я с ней благодаря её брату, который подобрал меня в лесу с перебитым крылом. Да, ты верно услышала, они оба были людьми, тогда как я с самого рождения принадлежал к вороньему племени.

Немилу хлебом не корми – дай послушать всякие любовные истории, особенно те, в которых деревенские простушки влюбляют в себя городских мастеров-искусников, купцов или представителей благородных сословий, приближённых к царскому двору.

Но тут от удивления Немила ткнула себе в ноздрю веткой и едва удержалась от чиха. У Ворона была возлюбленная? И не какая-нибудь ворона, а женщина?

Всяк слышал старые истории, в которых девица влюблялась в медведя, или молодец – в какую-нибудь волчицу, лисицу, крольчиху, а то и в змею. Но то всегда бывали заколдованные люди, а ежели оказывалось, что зверь взаправдашний охмурил юное, жаждущее любви человеческое создание, то далее у сказа бывало два пути: либо пропадали девицы с молодцами навеки, либо успевали спастись благодаря своевременному вмешательству, и всё в итоге заканчивалось хорошо.

Говорящее животное – знак предостерегающий. Немила сама слышала, что разум человеческий, заключённый в животное тело, не несёт зла и бояться его не следует, но поскольку тот ведёт своё происхождение из леса дремучего, то несёт на себе отметину приграничья и не может существовать в отрыве от леса.

– Вижу, погрузилась ты снова в думы, – заметил Ворон, продолжая сидеть на земле с таким видом, будто то была не земля вовсе, а тоненькая жёрдочка. – Интересен ли тебе мой рассказ? Да? Когда меня нашли, я был самым обыкновенным птенцом, едва могущим внимать птичьему языку. Но Марья научила меня говорить по-человечьи несмотря на протест всей своей родни.

Однако, они не знали, что вместе с языком я постиг суть человеческого разума и сам стал мыслить вашими понятиями. Марья строго-настрого запретила мне хвататься умениями. Она была умная женщина и понимала, что меня сразу же прогонят, как только поймут, что я не просто тупо повторяю слова, а разумею их суть.

Шли месяцы, годы, я рос и развивался, постепенно осознавая природу своих чувств к Марье. Марья тоже меня любила, она часто повторяла мне, томно вздыхая: «Воронёнок, как же не хочется мне идти замуж! Ну почему я не могу оставаться свободной и любить только тебя одного?»

Ворон хмыкнул:

– Ни в какую не хотела Марья идти замуж, но старший брат нашёл ей жениха, а отказаться она не смела.

Супротив воли своей Немила начала прислушиваться к рассказу. Знал Ворон, «подлюка этакая», как беззлобно назвала она его про себя, каким рассказом девушку увлечь. Конечно, страшной он, аж жуть, и крайне сложно представить, что хоть одна дева могла полюбить его по своей воле. Но кто сказал, что в эту историю надо безоговорочно верить?

– Вижу, интересно тебе? – усмехнулся Ворон тонкими бескровными губами. – Между прочим, как заметно из имени, Марья была девушкой непростой. Она была самой настоящей царевной, а брат её единственный был царевичем. И жених её был не самых последних кровей, но выбрала она меня.

Немила окончательно отняла ветвь от лица и распрямилась. Могла ли она когда-то подумать, что сама будет сидеть посреди леса дремучего, да притом не испытывать ни малейшего страха, только жадное любопытство и желание впитывать в себя услышанное и увиденное?

– Царевна? – переспросила она с улыбкой, а когда Ворон тоже улыбнулся и кивнул, нетерпеливо потребовала: – Ну, что дальше-то было?

– А что дальше? Померла моя Марьюшка, так и не дождавшись от меня признания в светлейших чувствах, – вздохнул Ворон.

– И это вся история?! – Немила снова плюхнулась на землю и обиженно фыркнула. Это ж надо было так заинтриговать и тут же всё испортить!