Лазурь на его пальцах - Кэрри Лонсдейл

– Понятно. Я и есть тот самый призрак. – Он протянул блестящую от пота ладонь: – Я – Карлос.

Я без сил опустилась на скамейку.

– Почему ты уехал?! – закричала я. – Черт возьми, Джеймс, я же ведь тебя похоронила!

Внутри меня яростно боролись желание надавать ему пощечин и крепко его обнять.

Он остановился в добрых трех футах от меня, повернув голову к улице, словно кого-то выискивал взглядом. Потом тыльной стороной ладони вытер со лба пот и, нахмурившись, спросил:

– П-почему вы так на меня смотрите?

Сам он глядел на меня так, будто никогда прежде не видел.

«Прикоснись же ко мне!»

Я резко всхлипнула.

«Обними меня!»

Я всхлипнула снова. Горло судорожно хватало воздух, и я все вдыхала, снова и снова. От этих коротких резких вдохов расперло легкие, выдохнуть при этом не получалось.

«О господи, я не могу дышать!»

Я с силой ударила себя в грудь.

Он опустился рядом со мной на корточки. Губы его шевелились, но я не могла разобрать ни слова.

Я схватила его за плечи.

«Коснись же меня, Джеймс!»

Это он и сделал, взяв меня за оба запястья. Его рот снова шевельнулся.

– Успокойтесь, – скорее угадала, чем услышала я.

Я посмотрела на его губы. На его такие красивые губы…

– Прошу вас, сеньорита, успокойтесь.

Я почувствовала, как его рука взяла меня за затылок, крепко уткнув лицом в колени. Под веками тут же полыхнули искры. Легкие внезапно заработали, и я втянула в себя соленый океанский воздух и… его запах.

«Господи, его запах! Это мой Джеймс!»

Отпустив мой затылок, он поднял с глаз очки, и у меня вновь перехватило дыхание. На меня внимательно смотрели глаза Джеймса.

– Вот и все. Маленький фокус! – улыбнулся он.

И улыбка была – Джеймса.

– Джеймс! – прошептала я. В душе вспыхнула несказанная радость. – Я тебя нашла!

Все так же улыбаясь, он покачал головой.

– Сфокусируйте на мне взгляд и слушайте мой голос. Хорошенько вдохните… – Сам он, расширив ноздри, втянул воздух, и я повторила за ним. – Хорошо. Теперь медленно выдохните.

Большим пальцем он провел по внутренней стороне моего правого запястья, как раз над локтевой подкожной веной. От этого легкого, как крылом мотылька, прикосновения, моя рука словно превратилась в желе.

– Закройте глаза и прислушайтесь к моему дыханию, – велел он, и я опустила веки.

И сразу мир вокруг поглотила тьма, звуки улицы исчезли. Остались только мы вдвоем – так, как это бывало всегда. Широкая и сильная, как у Джеймса, ладонь держала мою руку. И дыхание его звучало, как у Джеймса – в спокойном, размеренном ритме, так, как всегда он дышал, просыпаясь рядом со мною по утрам.

Однако, когда он попросил меня открыть глаза, голос его звучал совсем не как у Джеймса. Он был густым и спокойным, хотя при моих измотанных нервах действовал раздражающе. Приправленные сильным акцентом, слова его звучали низко и немного скрипуче, как у пожилого человека. Темно-каштановые волосы были убраны назад эластичной повязкой. От левой брови и через скулу лицо рассекал розоватый шрам. Телосложение было как будто тоньше, хотя какие-то его машинальные движения казались невероятно знакомыми. Так он, к примеру, привычно склонил голову набок, изучая сейчас мое лицо.

Я нервно сглотнула.

– Джеймс?

– Нет, увы.

У меня задрожали губы.

– Это же я, Джеймс, – Эйми. Неужели ты меня не узнаешь?

– Да я бы рад. Вы не из тех, кого легко забыть, – легко усмехнулся он.

Разозлившись, я сдернула с лица очки.

– Черт подери, Джеймс! Посмотри же на меня как следует!

Он посмотрел. На какую-то долю секунды в его глазах мелькнуло замешательство и тут же без следа исчезло. В них не было ни капли узнавания, лишь некоторая встревоженность.

– Джеймс? – бессильно простонала я.

– Меня зовут Карлос. Похоже, вы меня с кем-то перепутали.

И вот я изумленно смотрела на сидевшего передо мной на корточках человека – а он непонимающе смотрел на меня, ничегошеньки ко мне не испытывая. Я была ему совершенно незнакома.

У меня покатилась слеза, и Карлос осторожно смахнул ее с щеки большим пальцем. Прикосновение его показалось мне крайне неприятным. Все-таки этот мужчина был для меня чужим.

– Это моя галерея, – кивнул он на дом за моей спиной. – Может, хотите воды или еще чего-нибудь? Может, вам надо позвонить?

Мне хотелось поскорее уйти. Необходимо было собраться с мыслями, решить, что делать дальше.

«Что делать? Отправляться домой». – У меня упало сердце.

– А вас кто-нибудь сопровождает?

– Нет, – машинально ответила я, но тут же, опомнившись, кивнула, указав в сторону рынка: – Со мной друг, Ян. Он пошел купить еды.

Мужчина выпрямился, предложил мне руку.

– Хотите, я провожу вас до рынка?

– Нет, спасибо. – Я поднялась без его помощи.

– С вами точно все будет хорошо? – спросил он, быстро окидывая меня взглядом.

Я ничего ему не ответила, поскольку не знала, что сказать. С разбитыми чувствами, обескураженная и потерянная, я побрела прочь от Джеймса. Или от Карлоса. Или от того, кем он там ни был.

* * *

Ян встретил меня в секции овощей и фруктов. Он заморгал, явно не ожидая меня увидеть и вообще не понимая, откуда я взялась. В руках я держала клубничину, нервно перекатывая ее между пальцами. Какое время Ян просто переводил взгляд с моих рук на лицо и обратно. Потом встревоженно нахмурился:

– Что такое, Эйми?

Уголки моего рта опустились.

Ян перехватил корзинку со снедью в другую руку.

– Что случилось?

У меня задрожала нижняя губа, повисли руки. Ягода плюхнулась на пол, сама я повалилась следом.

Уронив корзинку, Ян успел подхватить меня на руки. Рыдая, я прижалась к его груди и еще долго не хотела отпускать.

* * *

На пляже Маринеро, лежа на шерстяном одеяле, которое Ян приобрел у какого-то уличного торговца, мы наблюдали закат солнца. Огненный диск уже уткнулся в самую линию горизонта, на фоне разлившихся по небу оранжевых и красно-розовых оттенков. Набегающие волны неторопливо целовали влажный берег.

Ян жадно поглощал тако с рыбой и, всякий раз кусая кукурузную лепешку, приговаривал, как дико он проголодался. В промежутке между двумя тортильями он схватил фотоаппарат и запечатлел разворачивавшуюся перед нами живую картину. Я тем временем тихонько ковырялась в своем салате, распихивая по сторонам фасоль и авокадо и потеряв к еде всякий интерес.