Охотник за смертью. Война - Саймон Грин

Марринер заплакал – скрежещущие, сухие звуки, от которых все его тело тряслось. Флинн отключил камеру, и плачущее лицо на экране сменилось загадочным лицом Хацелдамы, готовой их встретить.

– Боюсь, что это все, – сказал Тоби. – Дальше он все повторял и повторял одно и то же. Когда мог перестать плакать или кричать. От того ужаса, что он там видел, у него заело пластинку, и он мог только повторяться. После этой съемки он вскоре умер, и это наверняка было для него избавлением. Он был глубоко убежден, что все человеческие существа на планете мертвы, отчего возникает вопрос – кто же там ведет эту бесконечную войну? Предлагались самые разные ответы, причем ни одного такого, после которого хорошо спится. Если у кого-нибудь есть конструктивные соображения – прошу высказываться. Я смотрел эту запись, пока она у меня уже из ушей не стала лезть, и все равно боюсь до судорог. Я в том смысле, что это был опытный планетный разведчик. Он всякое видал. А после Хацелдамы превратился в хныкающего младенца.

– Я эту запись видел, – сказал Финли. – Знал одного из тех, кто снимал показания. Мы понятия не имели ни почему Марринер выжил, когда вся группа погибла, ни как он выбрался с планеты. Карантинный крейсер божился, что ни один корабль мимо него не проскочил. Марринера нашли на улицах главного космопорта Голгофы. Он плакал навзрыд и рассказывал свою историю всем, кто был согласен слушать. Ребята из безопасности его забрали, но ни корабля его не нашли, ни хоть какого-то намека, как он попал на Голгофу и при этом ни один сигнал тревоги не сработал. Что считалось совершенно невозможным.

– По многим причинам, – подхватила Евангелина. – Как мог он один провести корабль всю дорогу отсюда и до Голгофы? Компьютерами здесь не обойдешься. Кто-то должен был с ним быть. Кто-то наверняка ему помог.

– Если и были помощники, то на Голгофе они не садились. А искали их будь здоров. Императрица дышала огнем из-за такой бреши в охране, и ей совсем не понравилось, когда поиски закончились впустую. К вопросам безопасности центральной планеты она относится очень серьезно. Я слышал, что вскоре в высших эшелонах имперской безопасности открылась куча вакансий.

Джулиан крепко прикусил губу. Он чувствовал, как в голове возникает знакомая парализующая боль. Но сейчас он не мог этого допустить. Не мог дать увидеть свою слабость.

Не мог.

Он крепко обхватил себя руками и стал дышать глубоко и медленно. Это не очень помогло – и никогда не помогало особенно, – но ведь надо же было чтото делать... Чтобы отвлечься, он наклонился вперед и стал рассматривать панель датчиков, ощущая у себя на лбу холодный пот. Он надеялся, что другие этого не заметят.

– Я думал, что у Харкера был личный маяк? – спросил он осторожно.

– Был, – ответил Финли. – Но почти сразу, как попал сюда, он снял его и оставил в разбитом корабле. Почему – не знаем. И теперь он может быть где угодно. – Давайте мыслить позитивно, – предложил Тоби. – Мы по крайней мере приняли четкий сигнал от этого маяка. Будем надеяться, что в корабле найдется намек на то, где искать.

– Сажай нас рядом с тем кораблем, Кэмпбелл, – велел Джиль. – И будем молиться, чтобы след оказался горячее, чем кажется. Иначе мы рискуем застрять здесь надолго.

Финли посадил переоборудованный грузовик на широкую равнину, заросшую травой, всего в нескольких стах ярдах от остатков разбитого спасательного бота. Обломки были бесформенной грудой, но сигнал маяка звучал четко. Нигде не было никаких признаков жизни. Первым вышел, конечно, Джиль, с мечом и лучеметом в руке. Подозрительно оглядевшись, он выждал, потом кивнул остальным, чтобы присоединялись. Финли тут же оказался рядом с Дезсталкером, за ним по пятам – Тоби и Флинн. Они медленно пошли к боту, все время проверяя, нет ли по дороге ловушек.

Евангелина и Джулиан остались сторожить корабль и держать его готовым к немедленному взлету, если это понадобится. Испытывая неловкость в обществе друг друга, они рассматривали окрестности пристальнее, чем это было необходимо. Согласно показаниям экрана и датчиков, травянистая равнина тянулась до горизонта во все стороны, ярко-зеленая почти до неестественности. Никаких признаков животной жизни. Ни птиц, ни насекомых. Стояла полная тишина, нарушаемая только шагами идущих к спасательному боту людей. Небо сверкало голубизной, резкой и ясной, почти гипнотической, без единого облачка. Под таким небом можно лежать часами, почти загипнотизировано глядя в его глубину, не замечая течения времени. И высоко на этом небе улыбалось пухлым лицом желтое солнце. Джулиану это почему-то не нравилось. Будто он оказался на школьном пикнике.

– Как они, черт побери, это устроили? – спросил он, чтобы хотя бы услышать собственный голос. Тишина его нервировала.

– Это не так трудно, – отозвалась Евангелина. – Наверное, какая-то голографическая проекция. Вопрос в том, кому и зачем это понадобилось.

– Входило в мечту Шеннона, я полагаю, – сказал Джулиан. Головная боль проходила, и он снова становился человеком. – Чувствуешь, как пахнет наружный воздух из люка? Чистый, густой и бодрящий. Сделанный по заказу. Такие детали нравятся прибывающим.

Евангелина принюхалась к воздуху.

– Верно. Должно понравиться тому, кто любит пасторали, но зачем такая тишина? Куда все девались? Или здесь больше ничего нет?

Впервые за все время Джулиан слабо улыбнулся.

– Очень сомневаюсь. Не верю, чтобы Шеннон мог драть такие цены только за это.

– Не знаю, – усомнилась Евангелина. – После всех стрессов и волнений высшего общества многие могли бы заплатить хорошую цену за гарантированный мир и покой.

– А я за это ломаного гроша не дам, – возразил Джулиан. – Слишком спокойно. Так, будто что-то вот-вот случится. Что-то плохое.

– Ты всегда такой жизнерадостный?

– Почти. Иногда мне случается петь и танцевать. Ты смотри за приборами, а я попробую сделать пси-сканирование. Может, чего-нибудь зацеплю.

– А это разумно? – спросила Евангелина, стараясь говорить безразличным голосом. – Доктора говорили, что тебе пока надо беречься.

– Я свою работу могу сделать, – отрезал Джулиан. – Если бы я думал подругому, меня бы здесь не было. Он сосредоточился, и его разум потянулся наружу, выискивая признаки жизни и скрытые сюрпризы. Он знал, что не обязан сейчас это делать, но хотел доказать хоть что-нибудь, пусть даже самому себе. Остальные члены группы ярко сияли поблизости, теплые и утешительные в своей человеческой сущности. Разбитый бот был темен и пуст, все системы отключены, и только маяк верещал, как голодный птенец в гнезде. Джулиан протянулся шире, над всей травянистой равниной. Диапазон его захвата стал куда меньше, чем был до тех пор, пока он не попал в лапы к мнемотехникам, но Джулиан старался достать так далеко, как только мог. Ему необходимо было чувствовать себя полезным членом команды. Пусть никто не считает его обузой. Он хотел, чтобы Финли им гордился. И потому он тянул и напрягался, несмотря на уже запульсировавшую в брови боль, и вдруг он нащупал контакт. Двое, почти сразу за горизонтом, идут сюда. Но черт его побери, если он знал, кто они такие. Несомненно, живые, разум их сиял чисто и ясно, но Джулиан никогда еще не встречал ничего подобного. Разумные, сосредоточенные, но не люди. Он ощущал их разум, но мыслей прочесть не мог. И все же в них было что-то знакомое, как будто он их откуда-то знал, но не мог вспомнить – как лицо, которое видишь во тьме. Джулиан оттянулся назад, встревоженный почти на уровне инстинкта, и вдруг его разум попал на что-то другое, и так близко, что он его даже поначалу не заметил. От шока он рывком вернулся в тело, голова его упала на руки и он громко застонал. Евангелина тут же оказалась рядом с ним.