Женщина-зима - Алина Знаменская

— Кто Коляна порешил, начальник? — захлебываясь слезами, спросил красноглазый.

— Разберемся, — успокоил Мухин. — Свидетели! Подходи по одному.

В то время как свидетели выстраивались в очередь, чтобы дать показания, а «мухомор» безутешно рыдал, связанный, все как-то отвлеклись от трупа. И когда тот слегка зашевелился, дрыгнул конечностями, встал на четвереньки, никто не обратил внимания. Его увидели, только когда он, шатаясь, подошел к двери в фойе. Кто-то охнул и показал пальцем. Все обернулись. По танцзалу прокатился дружный вздох, и повисло молчание. В этом гробовом молчании Колян спокойно доплелся до выхода, выбрался на крыльцо и направился к одной из машин. Еще секунда — все три ивановские машины взревели, как взбесившиеся звери, и с ревом умчались прочь.

Нужно было видеть лицо красноглазого. У него покраснели даже ободки век. Ресницы совсем пропали.

— Коля-ан! — истошно заорал он вслед. — А я-то! Меня-то!

Он вскочил с лавки, забыв, что связан, сумел проскакать несколько шагов, но все же грохнулся, сильно при этом ударившись головой.

— Колян! Коля-ан! — зарыдал он пуще прежнего. Завидовским стало жалко смотреть на него. Его хотели поднять, но он брыкался и пытался укусить любого сочувствующего.

— Ты бы вымыла кровь, Полина, — наконец пришел в себя участковый. — А то как-то…

Марина метнулась в туалет, принесла швабру. Кровь быстро убрали.

— Можно расходиться-то? — поинтересовались из публики.

Мухин не успел ответить, возле клуба остановилась машина «скорой помощи». Все молча наблюдали, как влетели санитары с носилками. Врач в белой шапочке выскочил вперед и, не здороваясь, уставился на Полину:

— Вызывала?

Та взглянула на Марину и кивнула:

— Здравствуй, Леня. Вызывала.

Народ стал расходиться. Дверь клуба то и дело хлопала.

— Ну, где ваш труп?

Полина оглянулась на участкового. Тот подошел и заслонил Полину своим внушительным животом.

— А вот. Чем не труп? — Он кивнул на «мухомора». Тот все брыкался и даже плевался. Санитары, не долго думая, погрузили красноглазого на носилки и вынесли.

— Что, сильно буянил? — сочувственно обратился к Полине бывший коллега. Но за нее снова ответил участковый:

— Чуть клуб не разнес. На людей кидался.

— Опять в наркологичку переться… — вздохнул Леня. — Ну и ночь сегодня. Ты чё-то, Полина, невеселая?

— Что ты, Леня. Я просто умираю от смеха.

Полина повернулась и пошла к себе. Она была не в состоянии с кем-либо разговаривать. Она чувствовала такое опустошение, что сомневалась, дойдет ли до дома. Сможет ли завтра утром встать и подоить корову. Ей казалось, что вся она кончилась здесь, сегодня. На этих танцах. Она вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Только бы не притащился Мухин делиться радостью по поводу предстоящей рыбалки. Она больше не хочет никого видеть. Пришить пуговицу и закрыть клуб. Домой! Скорее домой!

* * *

Когда дверь кабинета скрипнула, Полина даже не обернулась. А когда все-таки повернулась, то от неожиданности больно укололась иголкой. В дверях стоял Добров, смотрел на Полину и улыбался. В распахнутом плаще он выглядел каким-то свежим, праздничным, радостным. В довершение впечатления он протянул Полине букет ландышей. Ей стало неловко за свой вид, за выдранную «с мясом» пуговицу. Ландыши же просто обескуражили ее. Она помнила, что зла на Доброва, что собиралась ругаться с ним… Но поняла, что ничего не получится. Она рада ему, и ужасно тронута этими ландышами, и вообще…

— А у час драка была, — поделилась она насущным. — И мне тоже досталось… вот. — Она показала пуговицу.

Доброе взял ладонь вместе с пуговицей и спрятал ее в своих руках.

— Я скучал, — признался он.

Полина чуть не ответила: «Я тоже». Но почему-то сказала совсем другое:

— А нам скучать не приходится…

— Да. У вас весело, — кивнул он. — «Скорая» мне навстречу попалась. Кому-то плохо было?

— Всем было хорошо. А вот мне, кажется, плохо.

Она действительно почувствовала, как мошки заплясали перед глазами.

Добров угадал ее состояние, подхватил под руку, довел до дивана.

— Что такое? — Он внимательно вгляделся в ее лицо.

— Сейчас пройдет, — улыбнулась Полина. — Голова что-то закружилась.

— Я посижу с вами. Лекарство нужно? Я теперь вожу с собой полный бардачок всяких лекарств.

— Лучше поставьте чайник.

Она поймала себя на мысли, что действительно хочет, чтобы он посидел с ней. Чтобы он был рядом сегодня и никуда не Уходил. Это чувство было ново. Она немножко усмехнулась в Душе. А его спросила:

— Справитесь?

Борис кивнул и быстро организовал стол. Они пили чай и разговаривали. Говорить с Добровым было легко, она это и раньше замечала. А сейчас она, как близкому человеку, жаловалась ему на все больше молодеющее на селе пьянство. Повальное пьянство молодежи, которое почему-то причиняет боль ей лично.

— Понимаете, я ведь всех этих детей знаю с рождения. Все их болячки знаю. Как родители тряслись над ними, маленькими… Я им прививки делала, рост измеряла. А теперь…

Она махнула рукой. Ну что делать, не может она смотреть равнодушно, как они гробят свои жизни. Это сравнимо разве что с эпидемией, с напастью, с проклятием. Это замкнутый круг, из которого не видно выхода или даже слабого просвета.

Добров слушал ее, и в его глазах она читала понимание.

— Как Тимоха? — спросил он, когда безрадостная тема была исчерпана.

Полина вздохнула:

— Влюбился Тимоха. В Марину. Совсем соображение потерял. Ему четырнадцать, ей — девятнадцать.

— Переживет, — отозвался Добров. — Я тоже был в учительницу влюблен. Первая любовь — тут не угадаешь. Накрывает с головой. Пройдет…

— Да ведь страдать парень будет! Жалко…

— Он сильный. Переживет, — повторил Добров.

— А у вас как дела? — спохватилась Полина. Вспомнила, что Добров ездил к жене по поводу сына.

— Все хорошо, — кивнул Добров. — Суд удовлетворил мой иск. Теперь могу забирать Ростика на все каникулы. Зимой и летом.

— Вы довольны?

— Это лучшее, на что я мог рассчитывать.

— Понятно…

Они вместе закрыли клуб. Ночь звенела над селом прозрачная, свежая. В овраге за клубом заливались соловьи. Пахло цветами: сиренью, акацией, ландышами… Все вместе создавало пьянящую атмосферу весны, которая мешает спать, гонит людей на улицу, под мерцающее звездное небо, толкает на безумные поступки. Когда шли от клуба домой, Полина уже знала, что Добров сейчас позовет ее гулять. И что она согласится. Так и случилось. Едва они дошли до магазина, Добров предложил повернуть назад, идти за село, куда глаза глядят, слушать соловьев и дышать весной.